Именно этим и был напоен воздух в незабвенные кенсингтонские мгновения, не хватало только слов, чтобы превратить это во что-то свершившееся. Тем больше оснований было для воспаленного девичьего сознания не разрешать слов; единственной ее мыслью было не слышать, оставить все несвершившимся. Она во что бы то ни стало должна была этому воспрепятствовать, даже если пришлось бы вести себя чудовищно.

— Прошу вас, пустите меня, мистер Герет, — сказала она; и он открыл перед ней дверь, промедлив такую малую долю секунды, что, мысленно перебирая в памяти подробности того дня — ибо ей суждено было перебирать их бесконечно, — она сама не могла представить себе, каким же тоном она это сказала.

Они вышли в холл и там наткнулись на горничную, у которой она справилась, вернулась ли в дом миссис Герет.

— Нет, мисс, и, по-моему, она из сада вышла. Пошла по кружной дороге.

Иными словами, дом был полностью в их распоряжении. В другом настроении она с удовольствием поболтала бы с молоденькой горничной.

— Пожалуйста, откройте дверь на улицу, — сказала Фледа.

Оуэн, словно в поисках зонта, потерянно оглядел холл — даже провел печальным взглядом снизу вверх по лестнице, — пока опрятная молоденькая горничная выполняла распоряжение Фледы. Глаза Оуэна смотрели куда угодно, только не на открытую дверь.

— По-моему, здесь ужасно славно, — заметил он. — Уверяю вас, я бы сам здесь не прочь поселиться!

— Что ж, охотно верю, учитывая, что половина ваших вещей уже здесь! Тот же Пойнтон — почти. До свидания, мистер Герет, — добавила Фледа.

Она, вполне естественно, предполагала, что опрятная молоденькая горничная, открывшая входную дверь, сама же ее и закроет за гостем. Однако «лицо при исполнении» проворно скрылось за плохо гнущимся куском зеленого сукна, от которого миссис Герет не успела избавиться. Фледа протянула руку, но Оуэн смотрел в другую сторону — все не мог обнаружить свой зонт. Она вышла на воздух, решительно настроенная его выпроводить; и в следующий момент он уже стоял рядом с ней в крошечном оштукатуренном портике, так мало напоминавшем архитектуру Пойнтона. Скорее уж, как отозвалась миссис Герет, портик пригородного жилища в каком-нибудь Бромптоне.

— Да нет, я совсем не вещи имел в виду, — пояснил он свою только что высказанную мысль. — Меня бы устроило, если бы все здесь осталось как раньше; здесь ведь тоже были хорошие вещи, как по-вашему? То есть даже если ничего не брать из Пойнтона, если бы все было по-прежнему. — Последние слова он произнес с каким-то сдавленным вздохом.

Фледа не поняла его разъяснений — разве только он подразумевал иную и гораздо более удивительную рокировку: возвращение в главный дом не только столов и стульев, но и самой отлученной от него владелицы. Это означало бы, что сам он переселится в Рикс — и, очевидно, не один, а с кем-то. Едва ли этим кем-то могла быть Мона Бригсток. Теперь он сам протянул ей руку; и вновь она услыхала его почти беззвучные слова:

— Если на старом месте все вернется к прежнему порядку, я мог бы жить здесь, с вами. Вы меня понимаете?

Фледа прекрасно его поняла и, обратив к нему лицо, на котором, если она не слишком себе льстила, не промелькнуло и следа ее понимания, дала ему руку и сказала:

— До свидания, до свидания.

Оуэн крепко сжал ее руку и удерживал в своей, даже когда Фледа попыталась ее вызволить, — повторять попытку она не стала, почтя за лучшее не выдавать своего волнения. Такое решение — чтобы она с ним жила в Риксе — было бы для него прекрасным выходом, и не менее прекрасным выходом для нее самой; это было бы к тому же идеальным выходом для миссис Герет.