Дорога по местечку проходила одна. И была она без всяких затей — у нижнего мостика, где сливались ручьи, она ныряла под свод тополей, на дальнем конце, почти уже на горбине холма, вытекала из тополей и забирала влево, сваливалась за бугор, собрав по пути дорожки-тропы, терялась вдали.
Вот тут-то, на этом бугре, на глубоко продавленной дороге, младший лейтенант вдруг увидел крытую машину. Она буксовала, из-под колес шел дым, летели ошметья грязи, какие-то люди суетились вокруг с лопатами. Рыло у машины было тупое, шофер сидел не на том месте, где сидеть положено. Младший лейтенант Растягаев тряхнул головой и вдруг осознал, что это не наваждение, это немецкая машина, техника врага. Он отнял бинокль, машина сразу отскочила далеко и стала величиной с чемодан, люди с мух величиною.
— Товарищи! — сдавленным голосом крикнул младший лейтенант. — Немцы!
Два солдата, упрятавшихся возле глиняной стены под пластушинами — тюфяками камыша, сброшенного с крыши склада, разом вскочили, стали искать винтовки.
— Где немцы? — спросили они, оглядываясь по сторонам.
Младший лейтенант сначала показал им рукой, потом стал совать ближе к нему стоявшему солдату бинокль. Но тот отстранил руку взводного с биноклем, прислонил ладонь к глазам.
— Буксуют, — буркнул он своему товарищу и стал выплевывать изо рта насыпавшуюся ость, затем высморкался, утерся подолом изрешеченной от табачных искр гимнастерки, товарищ его принялся закуривать вяло и сонно.
— Как же!.. Уйдут ведь! — пролепетал вконец сбитый с толку младший лейтенант Растягаев. — Немцы, фашисты, говорю, уходят! — громче, как глухим, крикнул он.
— Ну и хер с ними! — буркнул тот солдат, что закуривал, другой даже и не пошевелился, по тому, как оттопырилась и отодвинулась его нижняя губа, видно было, что он сразу и уснул. Это совсем уж озадачило младшего лейтенанта.
— Как же… Доложить надо… Фашисты же…
— Да не уйдут оне далеко, — должно быть, утешая командира, махнул рукой солдат, — а докладывать, чего докладывать? Видят. Не слепые.
— Видят! — поразился младший лейтенант. — Видят и… ничего… никаких мер!
— О господи, да какие еще меры-то надо? Угомонись ты, младший лейтенант, навоюешься еще.
И тут младший лейтенант не выдержал:
— Во-первых, не «ты», а «вы»! Во-вторых, — младший лейтенант прищурился, во-вторых, бросьте папироску. И встать! Встать, говорю!
Солдат ухмыльнулся, нехотя встал, но цигарку не бросил, спрятал ее в рукав, и теперь дым валил у него из-под гимнастерки в дырявый ворот, точно в трубу.
— А вам что, отдельную команду подавать? — закричал младший лейтенант на второго солдата, совершенно уверенный в том, что тот вовсе не спит, но притворяется.
— Игнат, — толкнул спящего товарища ногой солдат, — вставай! Строевой будем заниматься…
— А пошли вы, — пробурчал Игнат, — неча делать, как шутки шутить.
— Что-о? Шутки? Встать!
— Ну встал, встал, чего разоряться-то? — заворчал солдат, усаживаясь и отыскивая глазами провалившуюся в камышовые снопики пилотку. — Ровно белены объелся, орет и орет.
Между тем, немецкая машина продвинулась выше по бугру и вот-вот могла перевалить за него и скрыться. И тут младший лейтенант вспомнил про пушку, стоявшую за сараем.
— За мной! — с остервенелым свистом скомандовал он солдатам. Те пожали плечами, вскинули на плечи винтовки и почти пустые вещмешки, пошли за сарай.
— Лопатки есть? А ну, выкапывай сошники! Разворачивай орудие! К бою!
— Не стоит, младший лейтенант! Не нужно бы этого!. |