– Допустимо, – сказала я. Он меня заинтересовал, заговорив о том, что я и прежде считала для себя любопытным.

    Он вздохнул с явным облегчением и продолжил:

    – У перчаток всегда безупречный вкус. Даже у резиновых. Они не позволят себе вульгарного оттопы́ривания… оттопырйния? – Он опять посмотрел на меня вопросительно.

    – В оттопырйнии есть что-то нетопыриное, – ответила я. – Пусть будет лучше оттопы́ривание.

    Он кивнул, соглашаясь, и воскликнул:

    – Как с вами легко! Ну так вот, ни одна перчатка в здравом уме и не принуждаемая к тому владельцем не допустит жеманного оттопы́ривания мизинца, пригодного лишь для совращения прыщавых телеграфистов, но явно недостойного воспитанной дамы.

    Он посмотрел на свою руку, в которой держал бумажный стаканчик с кока-колой. Мизинец его с длинным ровным ногтем плотно прилегал к стаканчику.

    Он интригующе подвигал пальцем.

    – Видите? Даже когда перчатки не напоминают мне об этом, я все равно не расслабляюсь.

    – Растопыренные пальцы плохо лезут в перчатки, – согласилась я.

    Он поймал губами трубочку, болтавшуюся в стаканчике, и не без колебаний присосался к коле.

    – А вы любите фастфуд? – спросил он меня.

    Я кивнула.

    – Но ведь это вредно? – настаивал он. У него, несомненно, имелась какая-то цель, но я ничего не имела против.

    – Вы же любите фастфуд, – возразила я. – Хоть это и вредно. Что скажете?

    – У меня безупречный вкус, – произнес он, вздыхая. – Я ценю чистоту стиля. Гамбургер – это само воплощение чистоты стиля.

    – В таком случае, вам должна нравиться тяжелая рок-музыка.

    – Тяжелый рок, – поправил он. – Музыка здесь ни при чем… Нет, там слишком много примесей. Удручает.

    Он втянул в себя еще немного колы.

    – Фастфуд – необязательное место, – сказал он затем и посмотрел на меня. – Здесь достаточно быть милым. Непритязательность такого блюда, как бутерброд, содержит в себе нечто завораживающее. Ты как бы задаешься вопросом: каким же я должен быть, чтобы соответствовать этой длинной булке с тмином, этим кусочкам прозрачной ветчины и ломтикам помидора? Неужто здесь будет востребован весь блеск моего экономического (я говорю условно) образования? Нет, здесь нужно нечто иное. Какие-то глубинные человеческие ценности. Вы следите за моей мыслью?

    – Да, – сказала я. – Благодаря вашей мысли я могу кусать свой бутерброд без всякой задней мысли.

    Он одобрительно хмыкнул.

    – Поскольку вид жующей женщины всегда вызывает некоторые сомнения, – добавила я.

    – О! Вам это известно? – Он выглядел приятно удивленным.