Я подманиваю женщин, но не удерживаю их.

    По сравнению с Дракулой я, конечно, абсолютно не опасен.

    Моя внешность доставляет мне немало хлопот.

    Любите ли вы гостиницы? Я – очень. Этот несравненный миг, когда ты открываешь дверь в номер и не знаешь, что ожидает тебя внутри. То есть приблизительное знание у тебя, конечно, имеется: кровать, тумбочка, графин, который ни в коем случае нельзя разбить… Но – какие они? Как расставлены? Какого цвета покрывало? Как сложено белье – уголком или прямоугольником?

    А что окажется за окном, занавешенным гостиничной тюлевой занавеской? Вид на волейбольную площадку, на «парковый массив» со спрятанным в глубине грилем, на столовую? Я всегда ожидаю чуда. Я не удивился бы, отдернув штору и увидев за окном сияющее море. Но и волейбольная площадка меня неизменно радует. Не говоря уж о парковом массиве с грилем.

    Приблизительно то же самое происходит с моей внешностью, когда я встречаю новую женщину. Я никогда заранее не знаю, каким буду выглядеть в ее глазах. Для того чтобы понять это, мне необходимо увидеть свое отражение в любом блестящем предмете, расположенном поблизости от нее.

    Разумеется, я заранее знаю, что на моем лице окажутся глаза, нос, щеки, подбородок и прочие аксессуары, но здесь, как и в произведении искусства (не говоря уж о гостиничном номере), важно не что , а как.

    Ибо в искусстве форма и есть содержание.

    Внешность обычно диктует мне и выбор очередного имени. Рыхлый белобрысый мужчина – немного тряпковатый, но безопасный (что важнее всего!) – мог быть либо Игорем, либо Эдуардом. Я выбрал Эдуарда и стал ждать: что выберет она.

    Она сказала:

    – Лично мне нравится первое объяснение. Должно быть, ваши родители были очень молоды, очень влюблены друг в друга и жутко счастливы, если назвали вас так экзотически.

    – Хорошо. Теперь ваша очередь. Отвечайте на мой вопрос.

    – В таком случае, меня зовут Татьяна.

    Я молчал.

    Она чуть склонила голову набок и улыбнулась. В уголке ее рта засохла капелька кетчупа. Я машинально обтер ей губы, как делал это с моей младшей сестрой, когда та была еще маленькой.

    Она засмеялась:

    – У меня такое ощущение, что мы знакомы с вами тысячу лет. Может быть, даже родственники.

    Я все еще молчал.

    Она вдруг обеспокоилась:

    – Что-то не так? Вы, наверное, торопитесь?

    Ну конечно. «Безопасный» мужчина. И тряпка к тому же. У него не хватит мужества сказать женщине, что разговор окончен и пора расходиться.

    – Нет, Татьяна, я никуда не спешу, – сказал я, чтобы успокоить ее. – Если только вы не спешите.

    Она покачала головой.

    – Хорошо, – кивнул я. И снова замолчал.

    – А что не так? – Она опять улыбнулась. – Вам не нравится имя Татьяна? Предпочли бы Гризельду или Бьенпенсанту?

    – Ваше имя меня вполне устраивает, – сказал я, – просто это не ответ на мой вопрос.

    Она чуть нахмурилась.

    – А какой вопрос вы задавали?

    – Я спрашивал насчет зеркал и места человека во вселенной.

    – Ах, это! – Она весело улыбнулась и повертелась на табурете, туда-сюда, туда-сюда.