— Итак… — Ликтор опустил глаза к собравшимся, — как было сказано Господом нашим Узирисом, так и мы можем сказать о возлюбленном нами Джоне. Простые люди говорят, что Джон не ушел, но остается в тревоге за свой народ и свой Светлый Ард. Книга Эйдона обещает, что сейчас он восходит к свету, музыке и голубым горам рая. Наши братья, подданные Джона в Эрнистире, скажут, что он ушел, чтобы присоединиться к другим героям на звездах, — это не имеет значения.

Где бы ни был он, бывший некогда нам королем, восседает ли он на троне в голубых горах или в звездных полях, мы знаем твердо — он счастлив, он смотрит открыто в лицо Господу.

Когда Ликтор закончил, в глазах его стояли слезы. После прочтения завершающих молитв избранное общество покинуло церковь.

В благоговейном молчании Саймон наблюдал, как одетые в черное личные слуги короля Джона приступили к своим последним обязанностям. Они суетились как жуки вокруг мертвой стрекозы, облачая Джона в королевское одеяние и боевые доспехи.

Он знал, что давно должен был уйти, ибо его присутствие в церкви уже граничило со святотатством, но мальчик не мог заставить себя пошевелиться. Страх и горе сменились странным чувством. Все происходящее казалось инсценировкой, представлением пантомимы, в которой персонажи так скованно исполняли свои роли, что можно было подумать, что их суставы замерзают, оттаивают и снова замерзают.

Слуги умершего короля одели его в белоснежные доспехи, засунув перчатки в перевязь, но оставив ноги обнаженными. Они натянули небесно-голубой камзол поверх лат Джона и накинули ему на плечи сверкающий малиновый плащ, двигаясь медленно, как жертвы осенней лихорадки. На лбу его сиял железный обруч, обозначающий господство над Хейхолтом. Наконец Ноа, старый оруженосец короля, вынес железное кольцо Фингила, хранимое им. Внезапный стон, исторгнутый горем из его груди, потряс окружающую тишину. Он рыдал так горько, что Саймон удивился тому, что несмотря на застилающие глаза слезы, он все-таки сумел надеть кольцо на белый палец короля.

Наконец черные жуки подняли короля Джона на носилки. Шесть человек — по три с каждой стороны — в последний раз вынесли завернутого в золотую мантию короля из его замка. Ноа шел следом, держа украшенный гребнем дракона боевой шлем.

В тени хоров наверху Саймон осознал нечто, ради чего стоило целый час простоять не дыша. Короля не стало.

Когда герцог Изгримнур увидел, как тело короля покидает замок через Нирулагские ворота и процессия знати пристраивается следом, его медленно охватило чувство, напоминающее озноб в туманный день, похожее на то, которое испытываешь во сне, когда снится, что ты тонешь.

Не будь таким ослом, старик, сказал он себе. Никто не живет вечно, даже если Джону и удалось отхватить порядочный кусок.

Смешно, но даже стоя бок о бок в грохочущем аду битвы, когда стрелы тритингов с черным оперением свистели вокруг, как молнии Удуна — да что там, самого Бага — Изгримнур всегда знал, что Джон Престер умрет в своей постели.

Увидеть этого человека на войне — значит увидеть человека, помеченного небесами, неприкосновенного и всевластного, человека, который безмятежно смеялся, когда кровавая мгла застилала небо. Если бы Джон был риммерсманом, улыбнулся про себя Изгримнур, он бы уж наверняка был пожалован медвежьей рубашкой.

Но он мертв, и это трудно понять. Посмотрите на этих рыцарей и лордов…

Они тоже думали, что будут жить вечно. А сейчас большинство из них подавлено и испугано…

Элиас и Ликтор заняли свои места сразу за носилками с телом короля. Вслед за ними расположились Изгримнур, принц Джошуа и принцесса Мириамель — единственная дочь Элиаса. Остальные знатные семейства тоже заняли свои места без обычных для них суеты и препирательств. Когда тело короля проносили по Королевскому пути к мысу, простые люди пристраивались к шествию, образуя гигантскую процессию, бесшумную и безмолвную.