Секретные коды и жесты, придающие масонским играм особую притягательность в глазах новичков, были частично заимствованы у герметистов-алхимиков или же переняты у мастеров строительных дел прошлого, которые выработали систему необходимых во всякой работе условных знаков. Они-то и стали для масонов опознавательными. «Считается дурным тоном, и это может быть расценено как грубая шутка, если вы подойдете и выпалите в ухо незнакомцу: «Боаз!» — говорилось в статье о масонах, опубликованной в одном из британских еженедельников. — Знакомство должно начинаться с обмена масонским рукопожатием. В баре масон может провести стаканом по горлу в знак того, что он масон первой ступени. Он может также встать так, чтобы ступни ног его находились под прямым углом друг к другу. Если обмен такими намеками прошел нормально, масон может как бы ненароком вставить в разговор отдельные фразы из ритуальных обрядов. Другой может заметить: «.Меня учили быть осторожным». Затем следует главный вопрос: «Кто ваша мать?» Это означает: «К какой ложе вы принадлежите?» Если ответ удовлетворителен, знакомство состоялось. Существуют буквально десятки намеков, не понятных никому, кто не изучал их специально». Не поддаются однозначной расшифровке и масонские аллегории, которые, в зависимости от исторического этапа, переживаемого той или иной страной, а также принятого ритуала и степени, трактовались весьма различно. Это особенно заметно на примере стержневой легенды о Хираме Абифе, которая в канун Великой французской революции получила совершенно новую интерпретацию. Символические вещи поддаются, конечно, самым разнообразным толкованиям. Но нельзя не прислушаться к тем историкам, которые на основе документов пытались доказать, что возникшие в тот период ложи иллюминатов и мартинистов приняли, пусть частично, новый тамплиерский ритуал. В этой системе Адонирам — это последний гроссмейстер ордена Жак де Молэ, убийцы которого — король Франции Филипп Четвертый Красивый и папа Климент Пятый — олицетворяют политическую и духовную тиранию.

Это был призыв к восстанию против папы и королей. Потерянное же слово означало «свобода». Монархическая и клерикальная реакция с самого начала встретила масонство в штыки. В том же 1738 году, когда образовалась пер-ная во Франции «великая ложа», папа Климент Двенадцатый пригрозил в булле «In eminenti» отлучением любому католику, который примкнет к богопротивному союзу. Но папское предупреждение явно запоздало. «Великие ножи» к тому моменту сущест-повали уже не только в протестантских странах, но и в самой Италии — цитадели католицизма. Несмотря на преследования, тай-иые общества появились и в апостолической столице Священной Римской империи — Вене, хотя организовать «великую ложу» удалось там лишь в 1784 году. Ни аресты, ни казни — в Испании Пыл сожжен на костре «великий мастер» — не смогли остановить рост повсеместной антииезуитс-кой оппозиции, олицетворенной и масонстве XVIII века. Не помогли и филиппики пап, направленные против богоотступников. Невзирая на резкие выражения, к коим прибегли в своих вердиктах Бенедикт Четырнадцатый, Пий Седьмой, Лев Двенадцатый, и буллу Пия Девятого, где масонство было названо «скопищем еретиков и сатанистов», не только миряне, но даже некоторые клирики и иезуиты прошли гротескную церемонию посвящения. Собственно, именно под влиянием иезуитского ордена ложи эзотерического толка отошли от политической борьбы, окунувшись с головой в оккультную мистику. И как бы в противовес им сформировались объединения от иезуитов не зависимые, таинственный церемониал которых служил только необходимым прикрытием для политических сборищ.

В России, где первая «великая ложа» возникла с благоволения Петра Первого, полагавшего упрочить таким манером связи с Англией и шире распространить просветительские идеи, масонство превратилось при Екатерине Второй в очаг умеренной оппозиции.