Тарсис решил спать на дереве в излюбленной позе — обхватив когтями толстую ветвь и свесившись вниз головой, как и положено порядочной летучей мыши. Он и сам не знал почему, но именно в этой позе ему спалось лучше всего. Даже лучше, чем в удобной постели. Вампир выбрал дерево, достаточно удаленное от стоянки волшебницы и ее спутников, изо всех сил стараясь не попасться им ненароком на глаза. Он устал. За этот день он не менее десяти раз терял свою добычу из виду, и стоило огромных трудов снова и снова находить ее. Слишком уж густые деревья, сквозь кроны он не мог разглядеть почти ничего, а соваться вниз, под листву, боялся — стрелы эльфа научили его осторожности. Поэтому эту ночь он намеревался блаженствовать, отсыпаясь и набираясь сил. Необходимости в бодрствовании не было, нападать он не собирался.
Пожалуй, за последние недели Тарсис стал умнее — и во много раз осторожнее. Конечно, он не раз слышал о Сером Паладине и его патологическом стремлении перерезать горло всем вампирам, не считая прочей нечисти. Знал также, что именно к высшим вампирам у Серого был особый счет. Поэтому, быстро сообразив, кем является новый спутник волшебницы, он решил до поры до времени не соваться под лезвие призрачного меча. Тем более что для него, вампира, это лезвие не менее смертельно, чем для простого человека. Кто знает, что будет дальше.
Помянув недобрым словом дриаду, что ни словом не обмолвилась о Паладине, Тарсис смежил веки и уснул.
— Наша близко! — прорычал орк, подходя к Рону. Все два дня, что они были в пути, он подчеркнуто разговаривал только с Роном. Возможно, этим он хотел кого-нибудь оскорбить, но на самом деле ни Айрин, ни Ильтар не горели желанием беседовать с косноязычным, страшным как смерть и к тому же потрясающе вонючим орком.
— Наша совсем близко. Пещеры скоро. Гномы ждать. Гномы все знать. Твоя оружие не трогать. И ельфу скажи, стрела не брать. Девка твоя — колдовать нет.
— За «девку» могу и язык тебе вырезать, — пробурчал Рон. — Понял?
— Моя понял, — осклабился орк и крутанул в руках копье. Ловко крутанул, такого умения обращаться с оружием рыцарь от этого урода не ожидал. Всю дорогу он считал, что в провожатые им подсунули какого-нибудь совершенно бесполезного члена стаи. — Моя твоя не боится. Дело моя сделает, потом драться можно. Моя твоя язык сама жарить будет. Сейчас драться нет, вождь сказал, вести человек к гномам. Моя послушный. Моя доведет.
Этот презрительно-наглый ответ не прибавил Рону хорошего настроения, тем более что рыцарь и так с самого утра был мрачен. Чем ближе они подходили к обители гномов, тем меньше ему нравилась им же самим выдвинутая идея. Если верить древним легендам, встреча с Чаром вполне могла оказаться для Рона фатальной — и он знал, что, несмотря на все выпады Айрин, не допустит, чтобы в этот путь волшебница отправилась вместе с ним. Кроме чисто эмоционального «мы будем вместе», пользы от нее там не будет никакой: ни меч, ни заклинания не властны в пещерах Чара. Только первородная магия самого хозяина того мира, что был создан для наказания согрешивших при жизни, магия, рожденная задолго до того, как в этом мире появились первые живые существа, могла твориться во мраке и холоде ледяных каменоломен.
Ильтар тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Страха он не испытывал, но и встреча с гномами отнюдь не придавала ему оптимизма. Отправить при случае эльфа к его праотцам было для гнома столь же желаемо, как и для эльфа — поступить так же с бородатым карликом. Конечно, сейчас между ними был мир — шаткий, держащийся на волоске… И кто знает, чья смерть оборвет этот волосок. Ох, не время сейчас войне, не время. Ильтар дал себе слово, что будет вежлив, корректен, любезен… и не столько потому, что опасался за свою жизнь, сколько потому, что жизнь эта сейчас принадлежала не ему. |