— Фарнер, отвези ее в мой шатер, — проговорил правитель. — Я скоро приеду. И чтобы ни один волосок не упал с ее головы!

Слева с треском и грохотом обрушилось горящее здание. В Браттоне было много деревянных построек, и город ждала незавидная участь. Тариху в наследство от завоевателей достанется выжженная безлюдная пустыня…

Гаран всегда безжалостно наказывал подданных за проявление недовольства. Иногда в порыве ярости, правитель сжигал дотла собственные деревни, а землевладельцев целыми семьями отправлял на рудники, которые и приносили роду Скортов наибольшие доходы. Королевского гнева должны бояться все! Только в этом случае гараны Хусорта, Гатвэя и Артага будут сохранять верность договору!

Отряд достиг усеянной трупами главной площади города. Женщины, мужчины, старики, дети лежали в лужах крови. На противоположной стороне возвышался храм Солара. Каменное здание с узкими высокими окнами, побеленными стенами и массивным круглым куполом явно не вписывалось в картину всеобщего разгрома. В свете пылающих домов оно словно служило немым укором Ксатлину.

— Господин, там ходит человек… — проговорил один из телохранителей.

По площади, действительно, бродила какая-то странная тень. Разглядеть незнакомца королю никак не удавалось, но любопытство победило осторожность, и гаран направил коня к неизвестному. Вскоре рыцарь увидел седого мужчину лет семидесяти в длинных желтых одеждах.

Трунсомец, судя по всему, искал раненых. Заметив всадников, фессалиец выпрямился. В его взгляде не было страха. В глазах читалась боль и отчаяние — перед королем стоял жрец Солара. Убивать его данвилские солдаты не решились.

Гордо вскинув голову, трунсомец сказал:

— Я узнал тебя, гаран. Когда ты пришел в Браттон, ты обещал править честно и по справедливости. Жители этого города открыли добровольно ворота… И вот твоя благодарность! Любуешься на содеянное? Люди искали спасения в храме, а их безжалостно перебили. Вы — звери!

— Замолчи, старик! — воскликнул Ксатлин. — Я король Фессалии и сам решаю, кого казнить, кого миловать. Тарих мне не подчинился, значит, за его непокорность заплатят жизнью трунсомцы. Война — это кровь и смерть.

— Что верно, то верно, — произнес жрец. — Убийцы всегда находят оправдание своим поступкам. Ты зарвался, гаран! Победил Эдрика с помощью магинцев, захватил Мидлэйм благодаря предателям, разрушил наши города! Достойные деяния для рыцаря… И все же трон тебе не принадлежит — пока живы королева Селена и принц Кристан, народ не признает самозванца!

— Ты испытываешь мое терпение… — со зловещей усмешкой вымолвил правитель.

— А разве кроме меня тебе кто-нибудь скажет правду? — спокойно проговорил старец. — Твои руки по локоть в крови невинных людей, гаран. Я проклинаю тебя! От этой кары так просто не избавишься. Каждое утро ты будешь видеть кровь на своих ладонях! И тебе не помогут даже заклинания колдунов…

Ксатлин выхватил из-за пояса кинжал и метнул его в жреца. Клинок по самую рукоять вошел в грудь трунсомца. Фессалиец опустился на колени. Тяжело дыша, он прохрипел:

— Боги сполна воздадут тебе! Ужасная смерть… Твой род…

Старик покачнулся и рухнул лицом вниз.

— Сожгите храм! — гневно прорычал король.

Гаран прекрасно знал, что проклятия из уст жрецов — не пустой звук. Теперь Ксатлина ждут тяжелые испытания.

— А как же Солар? — осторожно уточнил ближайший телохранитель.

— Мы меняем веру, — рассмеялся правитель.