Еще одно плохое слово о нем, и я выпущу из вас кишки.
— Ты? — презрительно фыркнул он. — Не будь дураком, мальчик. Я научился стрелять еще до того, как ты появился на свет.
— Может быть, — спокойно ответил я. — Зато я буду продолжать стрелять после того, как вы окажетесь на том свете.
Мы не отводили друг от друга напряженных взглядов; хорошо, что мой плащ расстегнут, а за ремнем на животе револьвер. Он, безусловно, обратил на него внимание. Так что если… то у меня явное преимущество.
— Не будь дураком, парень, — повторил Янт. — Ты еще не дорос до…
— Может, и не дорос, — снова перебил я, — но вот этот револьвер дорос… очень даже дорос.
По-мальчишески или нет, но я выдержал его долгий, полный злобы и гнева взгляд — не люблю, когда меня пытаются заставить опускать глаза.
Наконец он не выдержал и пожал плечами.
— Ты не доживешь до старости. Слишком заносчив, слишком самоуверен.
— Ну а если на то есть причина? Вам это никогда не приходило в голову? Папа отлично стрелял, просто здорово. Думаю, человек, убивший его, знал это и боялся встретиться с ним лицом к лицу. Предпочел трусливо стрелять в спину, исподтишка. Но ему также должно быть известно, что папа всегда говорил: его сын, то бишь я, стреляет быстрее и точнее всех, кого ему довелось повидать.
Тереза подошла с еще одной кружкой и налила кофе Янту. Поставила ее на стол, ушла и почти тотчас же вернулась с едой.
— Вы не… — Она смотрела на Янта. — Не хотите перекусить?
— Да, моя дорогая, — ответил он. — Пожалуй, я присоединюсь к нашему юному другу.
Что бы Янт ни задумал, стрелять он явно не собирался. Во всяком случае, сейчас. Более того, мне на секунду показалось, мое появление здесь принесло ему какое-то облегчение. Но почему? При его-то ненависти ко мне?
— Твой отец, похоже, был человек что надо, — как бы примирительно заметил он. — Вы двое много путешествовали, так?
— Так.
— И всегда одни? Ни друзей, ни попутчиков?
— Почему? Случались и попутчики.
Янт задумчиво покачал головой.
— Тебе следовало ходить в школу. Наверняка вы подолгу задерживались в каких-то местах, так ведь? — Он отхлебнул кофе и чуть нахмурился, не дождавшись ответа. Да, очень нетерпеливый человек. — Я хочу сказать, он мог бы оставлять тебя у друзей, когда ему требовалось куда-нибудь уезжать… чтобы ты мог ходить в школу.
— Ему нравилось, когда я находился с ним рядом.
Мне вдруг пришла в голову мысль, что он настойчиво хочет что-то выудить из меня, узнать, имел ли отец верных друзей. Та же мысль, что и у меня: мог ли папа где-то кое-что оставить? Тогда надо попробовать пустить его по ложному следу…
— Да, у нас были друзья… в разных местах, — заметил я как бы невзначай, — но папа особенно с ними не сближался. Кроме, конечно, Джима Джилетта. Там, в Мексике, частенько приходилось вызволять кого-нибудь из тюрьмы и переправлять через границу сюда. У папы в Мексике хватало хороших знакомых, поэтому ему приходилось им помогать.
— Джилетт? Из полиции?
— Техасский рейнджер. Кажется, занимал какую-то должность в Эль-Пасо. Мы пробыли там довольно долго. Папа работал в компании по перевозкам. — Мы помолчали, затем я добавил самое главное: — Папа мало кому доверял, но Джилетт всегда оставался исключением. — Я снова сделал паузу, потом, чтобы не переусердствовать, продолжил как ни в чем не бывало: — Папа впервые встретил его, кажется, на бизоньих равнинах. |