— Эти… ну с которыми у тебя проблема, они близко?

— Боюсь, да, хотя полностью не уверен. Слушай, Шорти, это гнусная война, но это моя война, и мне надо воевать одному. Не хочу, чтобы из-за меня погибали хорошие парни… Если увидишь двух-трех высоких худых мужчин в черных сюртуках и шляпах, держись подальше. Подлые, дальше некуда, от них только и жди беды. Они могут встретиться с любым человеком лицом к лицу, но могут с таким же успехом выстрелить ему в спину, столкнуть в пропасть или подбросить яду в суп. Так что держись подальше… Но я был бы рад, если бы ты появился там, на Западе… Тебя интересует работа?

— Я хорошо стреляю.

— Не на этот раз, Шорти. Приезжай на Запад, считай, что у тебя там партнер. Но это война — моя. И вот еще что, Шорти. Я готов к этой войне, готов вести ее один. Если начну надеяться на чью-то помощь, то еще чего расслаблюсь, потеряю бдительность. Случается, когда приходится делать все самому и не зависеть ни от кого, кроме себя.

— Это только на похоронах.

— Может быть.

Я заплатил за себя и за него и вышел на улицу. Там опять огляделся, перекинул седло с жеребца на черную лошадь и покинул станцию. Въехав на хребет, я обернулся: Шорти стоял у двери, глядя мне вслед.

Большинство ковбоев на Западе обычно ездят по стране в поисках работы с партнером, частенько не расставаясь годами. Мне же никогда не приходилось ни с кем ездить кроме папы да Пистолета, когда я был совсем маленьким.

Отъезжая от станции, я не планировал дальнейший путь — просто ехал куда глаза глядят, но вскоре наткнулся на хорошую лошадиную тропу и двинулся по ней. Она показалась мне довольно знакомой — мы с папой бывали здесь пару раз и даже как-то прятались неподалеку, — поэтому я прибавил шагу.

Уже темнело, на небе появились первые звезды, когда я, сделав привал на ночевку, расседлал и привязал своих лошадей. Тут хватало травы и воды, а возле кустов можжевельника нашлось отличное местечко, где разжег костер, не особенно опасаясь, что его заметят. Мы остановились на возвышенности, ярдов на четыреста поднимавшейся над остальной равниной. Ночью с того места видно на много миль вокруг. Особенно хороший обзор открывался на севере.

Кругом валялось множество сухих веток, от которых практически нет дыма, их я и собрал для костра; поужинав, еще раз сводил лошадей на водопой, дал вдоволь напиться и снова привязал их.

Оставив кофе на углях, я решил посмотреть, что делается вокруг, там за краем утеса.

В безоблачном небе ярко светили звезды, миллионы звезд; внизу — бескрайняя пустая чернота, сплошная чернота без разрывов на мили и ми…

Там горел костер! Далеко-далеко, всего лишь светящаяся точка в бесконечном пространстве, но тем не менее костер! Мне не требовалось угадывать, кто сидел у того костра. Конечно, это мог быть кто-нибудь другой, но вряд ли. Более того, у меня вдруг появилось острое предчувствие, что близится неотвратимый момент последней встречи. Причем скоро… сейчас… в ближайшие часы.

Вернувшись к своему костру, я первым делом достал револьверы и винчестер, хорошенько их вычистил, проверил, как они действуют, и полностью перезарядил.

Что ж, ладно, пусть будет по-вашему: что пожелали, то и получайте.

Я раскатал постель, чуть прикрыл огонь и подбросил поближе к себе несколько веток, поскольку ночь ожидалась ясная и довольно холодная. Такая уж эта местность — днем немыслимая жара, а уйдет солнце — не обойтись без теплого одеяла… К тому же мы находились на высоте в добрых тысячу двести футов.

Раза два я просыпался, чтобы прислушаться, и каждый раз проверял лошадей, но они спокойно хрумкали траву, и, похоже, ничто их не беспокоило.

Перед тем как заснуть, я изо всех сил пытался придумать план, который давал бы мне преимущество, но вся проблема заключалась в том, что не я, а они охотились за мной и выбирали поле битвы.