Сидя у кровати в палате Доэрти, в больнице Святого Винсента, он пытался сосредоточиться на чтении статьи в старом номере журнала «Поле и река», принесенном из вестибюля. На часах не было еще и одиннадцати, но Тони одолевала дремота. Он посмотрел на Доэрти, который спал, положив ладонь под светловолосую голову: сегодня днем он свалился с лошади, раздробил локоть и сломал несколько ребер. Тони понимал всю разумность правила, согласно которому за полицейским, пострадавшим при исполнении обязанностей, устанавливали круглосуточное наблюдение… но в данном случае шансы на то, что какой-нибудь мстительный преступник ворвется в палату к Доэрти, были так же малы, как вероятность чудесного воскресения Элвиса Пресли. Грузного веснушчатого Доэрти подстерегала лишь одна опасность: от его гулкого храпа могли обрушиться стены.
Конечно, на этот пост Тони мог бы назначить кого-нибудь другого, но одна половина офицеров в его отряде болела гриппом, а вторая готовилась к важному событию: наблюдению за ночным митингом активистов движения в поддержку больных СПИДом. Поэтому дежурить в больнице пришлось самому Тони. Вот он и сидел у кровати, сходя с ума от мыслей о Скайлер.
Всю неделю он подавлял желание позвонить ей. Тони не терпелось увидеть дочь, взять ее на руки, не чувствуя, что ему делают большое одолжение.
И вместе с тем Тони не знал, готов ли увидеться со Скайлер. При одной мысли о встрече его сердце затрепетало. Глядя на Скайлер, он всегда хотел видеть ее рядом с собой — в постели, в кухне, где угодно.
Нет, лучше потерпеть еще неделю-другую. Зачем осложнять положение? Чтобы заработать язву, которой страдал в последнее время Лу Кроули? Тони усмехнулся. Наконец-то он выжил из отряда Кроули, поручив ему присматривать за норовистым вороным жеребцом Рокки. Несколько недель подряд Кроули то и дело вылетал из седла, хотя и отделывался легкими ушибами, а потом все-таки подал заявление с просьбой перевести его в другой отряд.
Тони жалел только о том, что не может так же легко разобраться в своих чувствах к Скайлер. Он с болью думал, что редко видит ее и свою дочь. Со временем боль лишь усиливалась, мешала ему спать по ночам — даже после восьмичасового дежурства, проведенного в седле под проливным дождем.
— Сержант, вас к телефону. Женщина. Говорит, это очень важно.
Обернувшись, Тони увидел стройную медсестру-негритянку в полосе неестественно яркого света, льющегося из коридора.
Кивнув, он потянулся было к телефону на тумбочке, но вспомнил, что все звонки во внеурочные часы направляются на коммутатор. Значит, придется воспользоваться телефоном на посту дежурной сестры. Тони тяжело поднялся со стула — от неудобной позы у него затекли ноги.
И вдруг он понял: звонит Скайлер. Больше некому. Взволновавшись, Тони выбежал из палаты в коридор. Но когда он нажал кнопку рядом с мигающей красной лампочкой, в трубке послышался совсем другой голос.
— Тони! Слава Богу, нашелся! — Казалось, Элли была готова расплакаться. — Горничная Джимми уже пыталась разыскать тебя, но не сумела и потому позвонила мне. Я хотела позвонить пораньше, но… — Она умолкла и перевела дыхание. — Тони, он умер…
Эти слова обрушились на Тони как чудовищный удар. Долан умер? Он ждал этого известия, даже молился о том, чтобы страдания его друга прекратились. Но, узнав об этом и осознав, что по утрам ему больше не придется привозить другу свежие бублики и кофе, Тони растерялся и не поверил своим ушам.
— Тони! — Голос Элли с трудом пробился сквозь шум в его голове.
— Я скоро приеду, — пообещал он.
Позвонив Грабински и попросив найти ему замену, Тони бросился к лифту и нетерпеливо застучал по кнопке вызова. Причин спешить не было, но внезапно Тони захотелось поскорее добраться до дома Долана… чтобы отдать ему дань уважения. |