Но дать согласие на сотрудничество с украми — означает полностью изменить свою жизнь. И это было не главное, после Грозного и Донецка, грязи и свинства необъявленных войн служба для него из профессии и гражданского долга превратилась в какое-то отбывание лагерного срока. Оставалось осознать, именно для себя — будет ли такой поступок изменой родине? Не в плане уголовной статьи, а по внутренним ощущениям. Но сделать это Филин пока не мог.

Демонстрировать свои душевные искания он украм не собирался.

— Для начала давайте тут приберемся, вооружимся, эфир послушаем, — сказал как мог деловито Филин. — А вот когда начнем понимать, на каком мы свете, тогда и поговорим.

— Добро! — кивнул Шульга. — Но сперва оружие и снаряга. Эти, — он кивнул на тела, — уже никуда не денутся.

Снятое с них снаряжение валялось в углу. В рабочем состоянии оказались только Хеклеры, Глоки и ножи, вся остальная электроника признаков жизни не подавала.

— Электромагнитный импульс! — сказал Назгул. — Дешево и сердито. Нужно поставщику выкатить претензию, что не заэкранировал схемы.

— Что, деньги хочешь вернуть? — хмыкнул Шульга.

— Тут как раз нет проблем, я все, что мы с собой взяли, застраховал. Не хочу в следующий раз на такое нарваться.

Для Филина разговор этих двоих был каким-то диким. Оружием и снарягой занимается служба вооружений, он и не думал, сколько стоит все то, за что приходилось сотни раз расписываться в несчетных ведомостях. Одно слово — НАТОвцы…

Покончив с инвентаризацией, занялись трупами. Отволокли в дальний угол, сложили штабелем. Черные кровавые лужи на бетонном полу, чтобы спокойно передвигаться, не опасаясь испачкать подошвы, как арену Колизея после сражения гладиаторов, засыпали обнаруженным на пожарном щите песком.

Теперь следовало тщательно изучить помещение, допросить пленницу и при помощи лутерского оборудования оглядеться снаружи. Перед тем как продолжить, по молчаливому согласию устроили кофе-брейк.

База охотников была оборудована нехило. Кухня, продуктовый склад, генераторы, вентиляция обеспечивали относительный комфорт, а выведенные наружу датчики движения и камеры контролировали подходы. Снаряжение у лутеров было такое, что даже Назгул пару раз завистливо языком поцокал. Впрочем, было ваше — стало наше…

Наконец дошла очередь и до стреноженной пионерки. Прежде чем продолжать операцию, нужно было определиться с ее судьбой.

Назгул подтянул девицу под лампу, они втроем, налив по второму стаканчику обжигающего напитка расселись вокруг на стульях.

Пленница выглядела как надо — испуганной и подавленной. Ясное дело — айтишница. Думает сейчас, поди, что именно над ней в первую очередь начнут сотворять укрофашистобандеровцы — насиловать всем скопом, распинать в трусиках или же сразу убьют, как бедного снегиря…

— Зовут тебя как? — вкрадчиво-участливо поинтересовался Назгул.

— Валя… Иванчук, Валентина.

— Ну что же ты, Валя-Валентина. Такая молодая и симпатичная, с красивой украинской фамилией, а сама кровавому Путину служишь? — Назгул откровенно стебался, чтобы вызвать у девицы нужную для допроса реакцию.

— Я… я не кровавому… Мы тут сами! — казалось, что пионерка сейчас расплачется.

— Ну, раз "сами", то это другое дело. Жить, так понимаю, хочешь? Только не спрашивай, с кем конкретно, мышь белая!

Пионерка кивнула, не скрывая испуга.