"Волга" зарычала, выпустила из выхлопной трубы облако дыма, казавшееся в свете габаритных огней кроваво-красным, и укатила.
Девчонка оглянулась, стараясь разглядеть, кто это подъехал следом, но Бура не выключил фары, и она, естественно, ничего, кроме них, не разглядела. Зато Бура видел ее как на ладони – смазливая мордашка, ладная фигурка, стройные ноги в плотно облегающих джинсах... Короче, ситцевая юбочка, ленточка в косе. Кто не знает Любочку? Любу знают все...
Девчонка была та самая, из магазина. Она как раз отвернулась и шагнула в сторону своего закрытого на кодовый замок подъезда, когда Бура открыл дверцу, вылез из машины и окликнул ее.
– Эй, слышь! Как тебя там... Лизавета!
Девчонка испуганно оглянулась, но не остановилась, а, наоборот, пошла быстрее, почти побежала. Бура не удивился – он ждал именно такой реакции. Полночь, темный пустой двор и какой-то незнакомый тип на машине... Тут и мужик струхнет, а не то что эта соплячка. И что с того, что ее позвали по имени? Имя узнать любой дурак может.
– Да погоди ты! – не делая попытки пуститься в погоню, чтобы окончательно не напугать эту дуру, миролюбиво просипел Бура. – Меня к тебе Игорек послал.
Теперь девчонка остановилась.
– Какой Игорек? – спросила она, недоверчиво косясь на Буру через плечо.
– А то ты, блин, не знаешь какой, – сказал Бура и не спеша пошел к ней. – Чебышев, ясный перец! Братан твой троюродный.
– Игорь? – девчонка повернулась к приближавшемуся Буре лицом и даже сделала коротенький шаг ему навстречу. – С ним что-то случилось?
Бура обогнул припаркованный возле самого подъезда "БМВ" с тонированными стеклами и приблизился к Лизке Митрофановой вплотную.
– Тут такое дело, Лизавета, – сказал он, во избежание каких бы то ни было фокусов обходя девушку справа и становясь между ней и дверью подъезда. – Игорек твой велел тебе передать...
– Что? – спросила та.
Голос у нее ни с того ни с сего испуганно зазвенел, и она попятилась назад, к стоявшей у бровки тротуара иномарке, расширенными глазами глядя прямо в лицо Буры. В следующее мгновение Бура сообразил, что смотрит она не просто в лицо, а точнехонько в переносицу, и понял, что узнан.
– Что? Да так, мелочь. Утонул твой Игорек, а тебе пожелал долгой жизни. Жаль, что это у тебя не получится, – сказал Бура и вынул из кармана пружинный нож с костяной рукояткой и узким, отточенным до бритвенной остроты, любовно отполированным лезвием.
– Какая муха тебя укусила? – спросил Федор Филиппович, недовольно хмуря густые, кустистые брови. – Ей-богу, будто клея нанюхался! Понес какую-то околесицу... Что это за чушь насчет того, что Митрофанова – наводчица, да еще и троюродная сестра Чебышева?
Прежде чем ответить, Глеб покосился в зеркало заднего вида. Прямое, как стрела, залитое медно-красными лучами заходящего солнца шоссе просматривалось в обе стороны километра на полтора, если не на все два. Оно было идеально пустым – таким пустым, что трудно было поверить в существование километровых пробок и прочих прелестей большого города, поджидавших их в каком-нибудь получасе езды отсюда. Малиновый солнечный диск висел над темными придорожными кустами слева от них, и сухой, розоватый от заката асфальт шоссе был неровно разлинован длинными синеватыми тенями.
– Почему же обязательно чушь? – сказал наконец Сиверов.
Федор Филиппович заметил взгляд, брошенный Глебом на спидометр. Они отъехали от загородного дома Назарова уже километра на три, и генерал, хорошо знавший своего лучшего агента, мог биться об заклад, что его интересовала вовсе не скорость, а именно пройденное расстояние. |