|
Как скажет „одел калоши“, так я сразу пытаюсь сообразить, что же он на них надел. Шляпу? Колготки?» – «Представляешь, если и в обратную сторону путать начнут? – начинал мечтать Малянов. – Про какого‑нибудь заботливого банкира: он надевает жену с иголочки!» – «Как жену надеваешь? – с хохотом подхватывала Ирка. – От Диора!» – «А рекламки эти в метро, обращала внимание? Дизайн, цвет, полиграфия… какие мощности задействованы, какие деньжищи угроханы – а „Кристал“ пишут с одним „л“. – „Фирма „Ягуана“ через „я“, – подхватывала Ирка. – Как будто в честь Бабы‑Яги, а не ящерицы игуаны“. – „Да нет, – вдруг хихикал догадливый Малянов. – Это они так представляются. Лицо фирмы. Я, говорят, гуано. Гуано знаешь, что такое? Птичий помет, на чилийских островах добывают. Удобрение – пальчики оближешь, сам бы ел. По‑испански гуано, а по‑нашему говно. Так прямо сами и сообщают: я – говно“.
И они опять смеялись. «Ладно, – говорил Малянов потом. – Будем рассуждать логически. Что хотел сказать автор? Полагаю, что пыльные лица на рабочих местах вкалывают до потери пульса. До посинения. До седьмого пота, во! Кровь из носу капает на станки у них, а не кофей! Так и запишем… – И его пальцы начинали проворно плясать над рокочущей и лязгающей клавиатурой раздрыганной машинки. И он приговаривал: – От моих усилий тоже… несколько странно… сотрясается воздух в комнате… А интересно… сколько платят тому, кто нам… подготовил такой…» – «Ты не слишком далеко от оригинала отходишь?» – озабоченно спрашивала честная Ирка, заглядывая ему через плечо. «Ништо! – отвечал Малянов. – Думаешь, найдется идиот, который за те же деньги полезет сверяться с подлинником? Диктуй дальше!» Ирка оббивала сигарету и шустренько цапала следующую страницу, и лицо у нее вытягивалось. «Он думал, – упавшим голосом читала она, – что трава, колышущаяся по ветру за пригорком, одна трава – это трава целиком, а трава целиком – это одна трава. Если не так, думал он, то ему, имеющему только имя, нет причины умирать…» – «Ё!..» – икал Малянов. «Ну я не понимаю! – рыдающе восклицала Ирка. – Я вообще не понимаю, что хотел сказать автор! – Она вчитывалась еще раз. – …Одна трава – это трава целиком… а целиком – это одна трава… Слушай, может, это связано с восточными философиями? Дзэн, синто… что там у них еще… дао… Может, Глухову позвонить? Как ты думаешь?» – «Я думаю одно, – отвечал Малянов, от обилия травы тоже несколько стервенея. – В пятницу мы должны сдать чистовой текст. Полностью. Иначе следующего заказа может вообще не быть. И так нам уже дают понять, что к их услугам теперь масса настоящих профессионалов. А насчет „не понимаю“… Великих авторов, – издевательски выговаривал он, – всегда понять трудно. Вот дай‑ка сюда „Крейцерову сонату“. Ирка представить не могла, зачем Малянову вдруг понадобилась „Крейцерова соната“, но послушно протягивала руку и снимала с полки графа Толстого. Малянов брал у нее том. „Помнишь суть? – спрашивал он, листая. – Он едет жену убивать из ревности… Ага, вот! – зачитывал: – Страдания мои были так сильны, что, я помню, мне пришла мысль, очень понравившаяся мне, выйти на путь, лечь на рельсы под вагон и кончить“. – „Что‑о?! – чуть подождав продолжения, но поняв, что это конец фразы, обалдело переспрашивала Ирка, совершенно не ожидавшая от не читанного со школьных лет графа подобного подвоха. |
