Изменить размер шрифта - +
Подобное послушание объяснялась отнюдь не столько любовью комбрига к Фрунзе, сколько пониманием, что в руках губернатора находятся экономические рычаги его благополучия. 

Президент Алексеев был вполне доволен деятельностью  заморского губернатора, который не только оттягивал на себя взрывоопасный материал из России, но ещё и приносил державе определенную экономическую пользу. Именно этим, был обусловлен тот факт, что осужденным бунтарям были сделанные большие послабления. Так, в связи с тем, что в колонии не хватало женщин, очень многие из осужденных могли выписать себе с родины жен, невест или заочниц, изъявивших желание отправиться в далекую Африку. Государство при этом брало на себя обязательство по бесплатной доставке женщин в колонию и питанию во все время пути.

За новыми поселенками сохранялся статус свободных людей, и они могли покинуть Того в случаи если их не устроит местным климат или изменяться намерения жить под одной крышей с ссыльным. В этом случаи обратный проезд, как и пропитание, были полностью платными, что являлось скрытым барьером против оттока женского пола из колонии.

  Александр Яковлевич! – громкий крик прервал благостные посиделки первого помощника комбрига.

  Ну что там ещё? – недовольно спросил Пархоменко вестового из управы, со всех ног бежавшего к нему по улицы.

  Вакуленчук из Дапона передает, что на границе опять буза пошла, Александр Яковлевич – доложил вестовой, с трудом переводя дыхание.

  Какая такая буза? – гневно удивился Пархоменко – опять, что ли Кокубенко со своими башибузуками черных прижимать начал? Ну, говори!?

  Никак нет товарищ замкомбрига. Вакуленчук телеграфирует, в Дапон пришли беженцы с плантации Оберсдорфа. На них напали в большом количестве конные негры, начали всех убивать и палить все вокруг. Всего спаслось двенадцать человек все женщины и дети.

  Конные негры? Они там часом с ума не сошли? Такой ерундистики я ещё не встречал – с удивлением спросил Пархоменко – что ещё доносит Вакуленчук?

  Больше ничего. Негры пришли, пограбили и ушли. Единственное что запомнила одна из женщин, они все время кричали «Матхи!» и у одного из нападавших она заметила знамя зеленого цвета с перекрещенными белыми саблями. 

  Ясно, что ничего не ясно – коротко подытожил Александр Яковлевич – беги в казармы и скажи комэску Матюшину, чтобы подходил к управе. Я буду там его ждать.

  Ох, не к стати принесла этих конных чертей в наши края   чертыхнулся Пархоменко – только, только замирились с Ндолой и нате, пожалуйста, новая напасть, «зеленые» объявились.

В виду отсутствия комбрига Котовского уехавшего в Ломе с визитом к Фрунзе, вся власть в Манго, неофициальной столице Котовии лежала на плечах Пархоменко. За два года своего пребывания в Африке, он уже порядком остыл от своей прежней революционной деятельности и, хотя Александр Яковлевич ещё был орлом и лихим рубакой, в глубине души его уже тянуло к тихой семейной жизни.       

В управе его уже ждал взволнованный Михаил Грушевский, исполняющий обязанности бургомистра Манго на время отсутствия Гребенюка.

  Ох, чует мое сердце не доброе, Яковлевич – с тревогой сказал бывший борец с царизмом, а ныне ярый идеолог Котовии – не спроста эти конные негры у нас появились. Никак британцы с французами их наняли, чтобы насолить нам.

  Ладно, Сильвестрыч не ной раньше времени. Сейчас съездим к Оберсдорфу и посмотрим, кто это там так озорничает – хмуро сказал Пархоменко.

  Ага, озорничает. Знаешь, сколько людей на ферме Отто Ивановича было? Шестьдесят восемь! А в Дапон всего двенадцать пришло, где остальные? – не унимался Грушевский.

  Где, где, по полю гуляют – недовольно буркнул собеседник – ты лучше мне скажи умная голова, что это за слово такое «Матхи» и у кого это здесь зеленые знамена имеются.

Быстрый переход