Он не только заметил, что небольшая акварель исчезла — оказывается, это был его любимый экспонат. Это все, о чем он мог говорить и думать, настолько тяжело он переживал эту потерю. Для него это действительно была личная утрата.
— И ты вернул картину назад?
— К тому моменту я ее уже продал. Но я серьезно задумался о том, чтобы украсть ее снова для него.
Алида рассмеялась.
— Ты ужасен! — она взяла его за руку и слегка погладила. — А как ты потерял кончик пальца?
— Это история, которую я никому не рассказываю.
— Ну же. Мне ты можешь рассказать.
— Нет. Правда. Эту тайну я унесу с собой в могилу.
Сказав это, Гидеон вдруг вспомнил, что могила для него может быть намного ближе, чем для большинства людей. Это был факт, о котором он вспоминал каждый день, почти каждый час, но сейчас мысль о нем — здесь, в этой пещере, рядом с обнаженной женщиной — буквально вышибла их него дух.
— Что с тобой? — Алида сразу же почувствовала в нем перемену.
Он уже знал, что расскажет ей, поэтому не колебался.
— Есть большая вероятность, что надолго я в этом мире не задержусь, — он попытался улыбнуться, но улыбка вышла вымученной и натянутой.
Девушка уставилась на него, нахмурившись.
— Что ты хочешь этим сказать?
— У меня, якобы, нашли что-то под названием артериовенозная мальформация Галена.
— Что?
Гидеон уставился в огонь.
— Это переплетение артерий и вен в мозге, большой узел кровеносных сосудов, в котором артерии соединяются непосредственно с венами, не проходя через сеть капилляров. В результате высокое артериальное давление расширяет вену Галена, раздувая ее, словно воздушный шар. В какой-то момент она взрывается — и человек умирает.
— Нет…
— Это врожденный дефект, но после двадцати лет он может начать расти.
— И что с этим можно сделать?
— Ничего. Лекарства нет. У этой болезни нет симптомов и нет лечения. И это убьет меня примерно через год. Плюс-минус. Я умру внезапно, без предупреждения. Бум — и sayonara.
Он замолчал, продолжая смотреть на огонь.
— Это одна из твоих шуток, верно? Скажи, что шутишь.
Гидеон молчал.
— Боже мой! — прошептала Алида. — И действительно ничего нельзя сделать?
Через минуту Гидеон ответил.
— Дело в том, что об этом всем мне рассказал человек в Нью-Йорке. Тот, кто нанял меня на эту работу. Он… мастер манипуляции. Есть шанс, что он сфабриковал все это. Чтобы удостовериться в его словах, я сделал МРТ в Санта-Фе несколько дней назад, но, разумеется, возможности узнать результаты у меня не было.
— Значит, над твоей головой висит потенциальный смертный приговор?
— Примерно так.
— Как ужасно…
Вместо ответа Гидеон подбросил в огонь ветку.
— И ты все время держал это в себе и ни с кем не делился?
— Я рассказал об этом паре человек. Но не вдавался в подробности.
Она все еще держала его за руку.
— Не могу представить, каково это. Каково чувствовать, что твои дни сочтены? Притом, что остается надежда, что это всего лишь жестокая шутка. Боже, — она потянулась другой рукой и нежно погладила его по запястью, — как это ужасно, должно быть.
— Да, — он посмотрел на нее. — Но, знаешь, что? Конкретно в этот момент я чувствую себя довольно хорошо. На самом деле, даже лучше чем просто хорошо.
В ответ Алида посмотрела на него. Не говоря больше ни слова, она взяла его руку и положила ее на свою обнаженную грудь.
Он провел ею по коже девушки, чувствуя ее тепло, и то, как ее сосок под его пальцами напрягся. |