Последний ограничился тем, что выудил у свидетеля признание в невозможности поклясться положительно так или иначе, и приступил немедленно к другому вопросу.
— Вы не припоминаете, приходили какие-то письма той же самой почтой кому-либо еще?
— Да, я принес три или четыре в бильярдную.
— Вы можете сказать, кому они были адресованы?
— Было несколько писем для полковника Марчбэнкса и одно для капитана Кэткарта.
— Капитан Кэткарт открыл свое письмо сразу же?
— Не могу ответить, сэр, — я немедленно покинул комнату, чтобы отнести письма его светлости в кабинет.
— Теперь расскажите нам, как письма отправляются на почту утром из охотничьего домика?
— Они помещаются в почтовую сумку, которая запирается. У его светлости есть один ключ, другой — у почтальона. Письма опускаются в прорезь в верхней части.
— Утром после смерти капитана Кэткарта письма отнесли на почту как обычно?
— Да, сэр.
— Кто?
— Я сам отнес мешок вниз, сэр.
— У вас была возможность увидеть, какие письма были внутри?
— Я заметил два или три, когда почтальон доставал их из мешка, но не могу сказать, кому они были адресованы или что-нибудь такое.
— Спасибо.
При этих словах сэр Вигмор Вринчинг подпрыгнул, как раздраженный чертик из табакерки.
— Вы впервые упоминаете о письме, которое, как вы говорите, доставили капитану Кэткарту в ночь убийства?
— Милорды! — закричал сэр Импи. — Я протестую. У нас нет еще никаких доказательств, что было совершено какое-то убийство.
Это был первый пункт стратегии защиты, которую сэр Импи решил предпринять, и он вызвал небольшой всплеск волнения.
— Милорды, — продолжал адвокат, отвечая на вопрос председателя совета пэров, — я утверждаю, что до настоящего момента здесь не было никакой попытки доказать убийство, и пока обвинение не доказало убийство, такие слова не могут быть сказаны за свидетеля.
— Возможно, сэр Вигмор, было бы лучше использовать какое-нибудь другое слово.
— В нашем случае это не имеет значения, мой лорд; я преклоняюсь перед решением вашей светлости. Бог знает, что я не искал бы даже самого легкого или наиболее тривиального слова, чтобы воспрепятствовать защите при столь серьезном обвинении.
— Милорды, — заметил сэр Импи, — если хорошо осведомленный министр юстиции и генеральный прокурор полагает, что слово «убийство» является мелочью, было бы интересно узнать, каким словам он придает значение.
— Осведомленный министр юстиции и генеральный прокурор согласился использовать другое слово, — сказал председатель суда пэров успокаивающе, кивая сэру Вигмору, чтобы тот продолжал.
Сэр Импи, достигнув своей цели и лишив министра юстиции и генерального прокурора возможности нападать на свидетеля, умерив его первоначальный пыл, сел, и сэр Вигмор повторил свой вопрос.
— Я впервые сказал об этом мистеру Мурблсу приблизительно три недели назад.
— Мистер Мурблс — адвокат обвиняемого, я полагаю?
— Да, сэр.
— И как случилось, — спросил сэр Вигмор жестко, насаживая пенсне на свой довольно выступающий нос и глядя на свидетеля с негодованием, — что вы не упоминали об этом письме в ходе следствия или на более ранних слушаниях дела?
— Меня не спрашивали об этом, сэр.
— Почему вы внезапно решили прийти и сообщить мистеру Мурблсу об этом?
— Он спросил меня, сэр.
— О, он спросил вас, и вы без труда вспомнили, когда вам предложили это вспомнить?
— Нет, сэр, я помнил это все время. |