Октавия улыбнулась и, склонив голову, поцеловала его ладонь.

— Всему свое место и время, милорд.

ЭПИЛОГ

Филипп Уиндхэм шел через гостиную королевы. Никто из присутствующих не обращал на него внимания, словно он внезапно сделался невидимкой. Когда он проходил мимо Маргарет Дрейтон, та демонстративно отступила назад, подобрав бирюзовые юбки. За спиной Филиппа слышался шепот, подавленные смешки, он даже смог разобрать фразу:

— Вы не поверите, мальчишка-трубочист. Нет, нет… мне достоверно известно… и всюду сажа…

Раздался взрыв хохота, и Филипп едва не задохнулся, стараясь подавить охватившую его горячую волну беспомощного бешенства.

Он посмотрел в дальний конец комнаты, где с принцем Уэльским разговаривала Октавия, графиня Уиндхэмская. Их взгляды встретились, и, насмешливо улыбаясь, Октавия слегка поклонилась.

Уже целую неделю город упивался историей о мальчишке-трубочисте, вывалившемся в самый неподходящий момент. Разболтать ее могла только Октавия. Имя дамы, как оказалось, никому известно не было, и общество терялось на этот счет в догадках, но Филипп ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь упоминал графиню.

Филипп с трудом заставил себя идти дальше. В ответ на его церемонный поклон герцог Госфорд, не привыкший к такому обращению со стороны зятя, сдержанно поклонился. Граф и графиня Уиндхэм предложили свой кров Летиции и Сюзанне, и теперь те были в полной безопасности, уютно устроившись в Уиндхэм Мэнор. Предположений, почему вдруг Летиция прибегла к покровительству своего деверя, было ничуть не меньше, чем догадок о личности особы, присутствовавшей при внезапном нисхождении в камин трубочиста.

Поистине Филипп Уиндхэм предоставил обществу весьма изысканное развлечение.

Филипп поискал глазами брата. Граф Уиндхэм в отделанном серебристым кружевом черном шелковом камзоле стоял среди собравшихся вокруг короля гостей и что-то оживленно рассказывал. Солнечный луч падал прямо на него, а брату-близнецу впервые в жизни приходилось скрываться в тени.

С тех пор как Филипп себя помнил, он все время пытался оттолкнуть брата в темноту. Сам же нежился в золотом потоке родительской любви и одобрения, а в зрелом возрасте сжимал в руках далеко разбегающиеся нити созданной им паутины влияния и власти. Мужчины обращались к нему с просьбами, их жены с готовностью ему отдавались, влиятельные придворные оказывали льстивые знаки внимания — все это питало его алчное тщеславие. И вдруг все исчезло, а постоянное в своем непостоянстве общество обдало Филиппа насмешками и презрением, разъедавшими его изнутри подобно кислоте.

А во всем виноват Каллум. В конце концов выиграл он. Филипп всегда боялся своего брата-близнеца. Даже когда считал, что тот мертв, страх таился в темных уголках его души. Он всегда знал, что Каллум сильнее и победить его можно, лишь используя единственную роковую слабость брата. Каллум, как и Джервас, был не способен на зло и обман. Поэтому младший брат из обоих лепил что хотел, как из глины, и обоих убрал, чтобы в одиночку наслаждаться солнцем.

И вот теперь все потоки солнечного света льются только для Каллума.

Сланцево-серые глаза графа встретились с глазами брата. Граф улыбался, но его взгляд был полон презрения. И Филипп понял, что пощады ему больше не будет. Насмешки и сарказм найдут его повсюду, а Каллум использует всю теперешнюю власть, чтобы окончательно его раздавить, И он не остановится, пока не избавится от Филиппа. Точно так же восемнадцать лет назад Филипп травил самого Каллума.

Не в состоянии выносить твердый взгляд брата, Филипп круто повернулся и, расталкивая гостей, выбежал из приемной.

Каллум проводил его глазами, а потом посмотрел на все еще надетый на палец перстень с печаткой. Филипп утратил право на это кольцо еще тогда, когда предал все, что оно символизировало: веру и долг. С самого детства своими поступками порочил честь семьи Уиндхэмов.