Миранда не сказала: я тоже кое-что такое видела. Она попыталась представить себе мисс Хани в платье от парижского портного. А сказала другое:

- Но дядя Габриэл так безумно любил тетю Эми, не могла она в конце концов не выйти за него, и ни при чем тут деньги.

Кузина Ева старательно поджала губы, тотчас опять оскалилась, подалась к Миранде и ухватила ее за руку повыше локтя.

- Я над одним ломаю голову, над одним без конца ломаю голову, зашептала она. - Какая связь между тем Раймондом из Калкасье и скоропалительным браком Эми с Габриэлом, и отчего, отчего она потом так скоро покончила с собой? Потому что, помяни мое слово, деточка, Эми вовсе не так уж была больна. Доктора сказали, что у нее слабые легкие, а она после этого сколько лет вела жизнь самую легкомысленную. Она покончила с собой, чтобы избежать позора, потому что ей грозило разоблачение.

Черные глазки-бусинки сверкают; лицо кузины Евы придвинулось так близко и такая в нем одержимость, что страх берет. "Перестаньте, - хотела бы сказать Миранда. - Не троньте покойницу. Что плохого сделала вам Эми?" Но она оробела, растерялась; рассказ кузины Евы, эти ужасы и мрачные страсти словно недобрым колдовством что-то будоражат в тайниках души. Какова же развязка?

- Она была шалая, непутевая девчонка, но я к ней относилась с нежностью до самого конца, - сказала кузина Ева. - Она каким-то образом попала в беду и уже не могла выпутаться, и у меня есть все основания думать, что она покончила с собой, наглоталась лекарства, которое ей давали после кровотечения. Если не так, тогда что, спрашивается, произошло?

- Не знаю, - сказала Миранда. - Откуда мне знать? - И прибавила, как будто этим все объяснялось: - Она была очень красивая. Очень красивая, все так говорят.

- Не все, - решительно возразила кузина Ева и покачала головой. - Вот я никогда так не считала. С ней уж чересчур носились. Эми была недурна, но с чего они взяли, что она красивая? Не понимаю. В юности она была тощенькая, потом, на мой взгляд, слишком располнела, а в последний год опять стала совсем тощая. Но она вечно выставлялась напоказ, вот люди и глазели на нее. Верхом она ездила слишком лихо, танцевала слишком бойко, говорила слишком много, не заметить ее мог бы только слепой, глухой, и притом тупица. Не то чтобы она была криклива и вульгарна, нет, но она вела себя че-рес-чур вольно.

Кузина Ева умолкла. Перевела дух и сунула в рот мятный леденец. Миранде представилось - вот кузина Ева ораторствует с трибуны и время от времени делает передышку ради мятного леденца. Но почему она так ненавидит Эми, ведь Эми умерла, а она жива? Жить - неужели этого мало?

- И в болезни ее тоже не было ничего романтичного, - опять заговорила кузина Ева. - Хотя послушать их, так она увяла, точно лилия. А она харкала кровью - хороша романтика! Заставили бы ее как следует поберечься да потолковей ухаживали бы, когда болела, так она, может, и по сей день была бы жива. Но нет, куда там. Лежит, бывало, на диване, кутается в нарядные шали, кругом полно цветов, хочет - ест что попало, а не хочет - ничего не ест, после кровохарканья поднимется и скачет верхом или мчится на танцы, спит при закрытых окнах; и вечно толкутся гости, с утра до ночи смех да разговоры, а Эми сидит как на выставке, не приляжет, лишь бы кудри не помять. Да такая жизнь и здорового в могилу сведет. Вот я дважды была на волоске, и оба раза меня по всем правилам укладывали в больницу, и я лежала, пока не выздоровею. И я выздоравливала, - голос кузины Евы зазвучал подобно трубному гласу, - и опять принималась за работу.

"Красота проходит, характер остается", - шепнула Миранде прописная истина. Унылая перспектива; почему сильный характер так уродует человека? Заветное желание Миранды - быть сильной, но мыслимо ли на это решиться, когда видишь, какую это накладывает печать?

- У Эми был прелестный цвет лица, - говорила меж тем кузина Ева.