Но в Треворе чувствовались сила и убежденность. Этот человек знал, куда он идет, почему он туда идет и что нужно сделать для того, чтобы добиться этого».

— Указания и декларированная Судьба, — проговорил вслух Саттон. — Вот, что нужно для этого. Вот, что необходимо. Человек станет великим, и он станет богом. Концепция жизни и мысли, которые были рождены на Земле, станут концепциями всей Вселенной, этого хрупкого пузыря в пространстве и времени, в океане мистических явлений. И в этот океан человеческий разум проникнуть не может. И все же когда-нибудь человек доберется до высшего своего предела и сможет проникнуть и туда тоже.

В углу комнаты стояло зеркало, и Саттон увидел в нем отражение нижней половины своего тела, распростертого на постели и обнаженного. На Саттоне оставались только трусы. Он пошевелил пальцами и проследил за их отражением в зеркале.

«Вы являетесь единственным человеком, который останавливает нас, — сказал ему Тревор, — вы являетесь единственным человеком, который препятствует нам, вы мешаете людям стать богами».

Но не все люди думают так, как Тревор. Не все запутались в темном механизме человеческой расы.

Делегаты из Лиги Равенства однажды говорили с ним об андроидах. Они перехватили его, когда он вышел из лифта и направлялся в ресторан. Они стояли вокруг него, словно ожидая, что он попытается убежать от них, и были готовы помешать ему. Один из них вертел в руках поношенную кепку, волосы у женщины растрепались, и она складывала руки на животе — жест, присущий рачительным и солидным людям. Они, конечно, были немного тронутые и чем-то напоминали новых христиан, убежденных бойцов за веру, которая выделяла их среди других людей и из-за которой они подверглись преследованиям. Преследованиям и презрению, спокойному и уничтожающему. Даже андроиды, ради которых они работали, видели неэффективность их действий и вульгарность их методов.

«Ведь человеческая раса, — думал Саттон, — не может ни на мгновение забывать о том, что она является человеческой, не может достичь смирения, которое должно идти рядом с равенством.

И в это время, когда члены Лиги вели борьбу за равенство андроидов с человеком, они просто не могли относиться к ним свысока, к этим людям, ради которых боролись, желая сделать их во всем равными себе».

Как об этом сказал Херкимер? «Равенство не может быть даровано, оно не должно быть результатом человеческой терпимости».

Но это была единственная возможность для человеческой расы достичь равенства. Только таким путем, путем бесконечной терпимости.

И все же лишь к этой жалкой горстке людей, которая свысока относилась к андроидам, он мог обратиться за помощью. Человек, который вертел кепку в грязных руках, пожилая растрепанная женщина и еще один человек, которому, по-видимому, нечем было заняться.

«И все же, — думал Саттон, — и все же была еще Ева Армор».

Могли быть и другие, похожие на нее, работающие вместе с андроидами, но полноценные люди.

Саттон опустил ноги на пол и сел на краю постели. Пара ночных туфель стояла на полу. Он надел их, встал и подошел к зеркалу.

Странное лицо смотрело на него из зеркала. Лицо, которое он никогда раньше не видел, и на какое-то время Саттона охватила паника.

Затем он мгновенно понял причину перемены. Его рука потянулась ко лбу и потерла пятно, нарисованное на нем.

Он низко наклонился над зеркалом и убедился в правильности своей догадки.