— Но вы рассчитываете все-таки что-нибудь поймать? — поинтересовался Саттон.

— Нет, — ответил старик.

Он протянул руку, взял кувшин, вытащил из него пробку-затычку из кукурузы и тщательно вытер горлышко грязной рукой.

— Не хотите ли глотнуть? — спросил он, протягивая кувшин.

Саттон, помня о его грязной руке и несколько опасаясь, все же взял кувшин и поднес ко рту. Жидкость хлынула ему в рот и потекла по пищеводу. Это был жидкий огонь с каким-то привкусом грибов и тряпки. Саттон отнял кувшин ото рта и держал его за ручку, не закрывая рта. Старик взял кувшин, а Саттон принялся вытирать слезы, текущие из глаз.

— Недостаточно выдержанное вино, — сказал старик извиняющимся голосом. — У меня просто не было времени, чтобы возиться с ним.

Он тоже сделал глоток, вытер рот тыльной стороной ладони и с удовольствием вздохнул. Пролетавшая мимо бабочка упала замертво… Старик протянул ногу и ткнул ею бабочку.

— Слабое существо, — произнес он. Он снова заткнул кувшин пробкой и поставил рядом с собой. — Вы нездешний, не так ли? — спросил он у Саттона. — Я не помню, чтобы видел вас здесь.

Саттон кивнул.

— Я ищу семейство Саттонов, а именно — человека по имени Джон К. Саттон.

Старик засмеялся.

— Старину Джона? Да, мы с ним друзья с детства. Он был хитрющим маленьким разбойником. Настоящий человек, настоящий. Он пошел учиться на юриста и получил образование, но не добился успеха в этом деле и потому обосновался на ферме, вон там, на холме за рекой. — Он посмотрел на Саттона. — Вы, случайно, не родственник ему?

— Ну, — ответил Саттон, — в общем-то нет, во всяком случае не близкий.

— Завтра четвертое, — рассказывал старик. — Я помню, как когда-то мы с Джоном взорвали дренажную трубу, как раз четвертого числа, в Кемп-Холле. Мы нашли динамит, которым пользовались рабочие, строившие дорогу, и мы с Джоном подумали, что взрыв будет сильнее, если закупорить динамит в замкнутом пространстве. Поэтому засунули динамит в эту трубу и подожгли длинный бикфордов шнур. Мистер, эта труба взорвалась к чертовой матери. Я помню, наши отцы чуть не спустили с нас шкуру.

«Совершенно точно, — подумал про себя Саттон. — Джон К. Саттон живет за рекой, а завтра как раз будет четвертое июля 1987 года, как и было сказано в письме. И мне не надо ничего больше спрашивать, старик сам все рассказал».

Солнечные лучи, как расплавленный металл, отражались в реке. Но здесь, под деревьями, ощущалась прохлада. Мимо проплыл листок, на котором сидел кузнечик. Кузнечик прыгнул на берег, но не добрался до него, упал в воду и был унесен ею.

— У него не было никакого шанса, — сказал старик, — у этого кузнечика. Самая скверная река в Соединенных Штатах, эта старая река Висконсин. По ней сперва пытались водить пароходы, но так и не смогли этого сделать. Там, где было судоходное русло, на следующий день мог оказаться нанос песка. Течение постоянно переносило песок с одного места на другое. Какой-то чиновник однажды сделал сообщение об этом. В нем говорилось, что единственная возможность использовать Висконсин для судоходства, это углубить ее и укрепить дно.

Откуда-то сверху послышался шум. Скрежеща, по мосту прошел поезд, длинный товарный состав, протянувшийся по долине. Уже и после того, как поезд прошел, Саттон слышал гудок, похожий на зов затерянного в пустыне. Должно быть, там железная дорога пересекалась с другой.

— Судьба, — усмехнулся старик, — не очень-то расположена к этому кузнечику, не правда ли?

Саттон вскочил и спросил, заикаясь:

— Что? Что вы такое сказали?

— Не обращайте на меня внимания, — ответил старик.