– Уж не из тех ли вы, кому требуются доказательства, что два плюс два каждый раз будет четыре?

Быстро подавив вспышку радости оттого, что удалось его развеселить, Шэз взяла булочку и открыла кофе.

– Доказательства всегда были моей страстью. Иначе почему, как вы думаете, я пошла работать в полицию?

С понимающим видом Тони криво усмехнулся:

– Могу себе представить. А здесь вы устроили испытательный полигон.

– Да нет. Полигон уже существует без меня. Американцы давно этим занимаются, у них и учебники написаны, и кино снято. Нам понадобилась целая вечность, чтобы нагнать их. Все как всегда. Но и вы были в авангарде. Так что нам больше доказывать нечего.

Шэз впилась зубами в булочку и одобрительно кивнула, ощутив во рту вкус абрикосовой глазури.

– Напрасно вы так думаете, – мрачно обронил Тони, возвращаясь к своему столу. – Инерция еще даст о себе знать. Даже признать целесообразность работы психологов полиции удалось не сразу. А теперь вот газетчики, еще два года назад превозносившие нас до небес, вовсю кричат о наших неудачах. Они перехвалили нас, а сейчас обвиняют в том, что мы не оправдываем ожиданий, которые они же в первую очередь и внушили публике.

– Ну не знаю, – сказала Шэз. – По‑моему, единственное, что помнят, так это ваш успех. Расследование, которое вы в прошлом году вели в Бредфилде. Психологический портрет был составлен четко. И когда наступила развязка, полиция точно знала, где искать.

Не обращая внимания на то, что лицо Тони вдруг окаменело, она с воодушевлением продолжала:

– Вы ведь планируете посвятить занятие разбору этого дела? Слухи до нас, конечно, доходили, но писали об этом мало, а сработано классно, хоть в учебник помещай!

– Это дело мы разбирать не будем, – сказал он без всякого выражения.

Шэз быстро взглянула на него и в ту же секунду поняла, что ее энтузиазм был неуместен. Осечка – да еще какая!

– Простите, – тихо сказала она, – я увлеклась и проявила бестактность. Не сообразила.

Тупая корова, мысленно обругала она себя. Если он прошел тогда курс терапии, – а после такого кошмара ему это, конечно, понадобилось, – то понятно, почему ему меньше всего хочется выкладывать подробности сгорающей от любопытства дуре, даже если это любопытство замаскировано под законный научный интерес.

– Вам не за что извиняться, Шэз, – голос Тони звучал устало. – Вы правы, это действительно ключевое расследование. Причина, почему мы не будем говорить о нем, чисто психологическая. Так что придется вам меня извинить. Может быть, когда‑нибудь и вам попадется дело, которое оставит после себя похожий след. Ради вашего же блага надеюсь, что этого не случится.

Он посмотрел на булочку, как на что‑то ненужное, и отложил ее в сторону. Видимо, если у него и был аппетит, то теперь пропал.

Шэз пожалела, что не может перемотать пленку, вернув разговор к той минуте, когда он поставил рядом с ней кофе, прежде чем была безвозвратно упущена возможность попытаться наладить с ним контакт.

– Честное слово, простите, доктор Хилл, – неизвестно зачем повторила она.

Он поднял глаза и выдавил из себя еле заметную улыбку:

– Право, Шэз, не стоит извиняться. А что, если мы навсегда забудем про «доктора Хилла»? Я думал предложить это еще вчера, но вылетело из головы. Я не хочу, чтобы здесь, как в школе, вы были бы классом, а я – учителем. Сейчас я возглавляю группу по той простой причине, что у меня уже есть кое‑какой опыт. Пройдет совсем немного времени, и мы все начнем работать на равных, так что лишние барьеры нам ни к чему. Итак, отныне и впредь – «Тони». Идет?

– Согласна, Тони.