Может, убийца — Афтон Нэш, и она знала это, но, потому что он был ее мужем, не могла предать его? Или кровосмеситель, насильник и убийца — Фулберт, и она знала это?

Томас встал и протянул к ней руку — не для того, чтобы прикоснуться к ней, а чтобы поддержать.

— Что вы видели? — повторил он.

Ее затрясло; сначала стала мелко подергиваться в судорогах шея, затем плечи — и, наконец, все тело. Феба издавала слабые, короткие всхлипы, как дитя.

— Так глупо, — выдавила она. — Очень глупо. А теперь это все реально… Боже, помоги нам!

— Что реально, миссис Нэш? — настойчиво спрашивал Питт. — Что вы знаете?

— О! — она подняла голову. — Ничего. Мне кажется, я схожу с ума! Мы никогда не выстоим против Него. Мы проиграли, и это наша собственная вина. Уходите и оставьте нас в покое. Вы порядочный человек. Просто уйдите. Помолитесь, если хотите, но сейчас уйдите — до того, как все это разрастется и коснется вас. И не говорите, что я вас не предупреждала!

— Вы не предупредили меня. Вы не сказали, чего мне оберегаться, — сказал он беспомощно. — Что? Что это?

— Дьявол! — Лицо Фебы замкнулось, взгляд стал суровым и жестким. — Ужасное зло появилось на Парагон-уок. Бегите отсюда, пока еще не поздно.

Растерянный Питт продолжал лихорадочно думать, о чем еще спросить хозяйку дома, когда в комнату вошла служанка с чаем. Феба не обратила на это никакого внимания.

— Я не могу уйти, мэм, — наконец сказал Томас. — Я должен оставаться здесь, пока не найду преступника. Но я предприму кое-какие меры. Спасибо за вашу заботу. До свидания.

Феба не ответила, внимательно разглядывая поднос.

Бедная женщина, думал Питт, снова оказавшись на улице. Все случившееся — сначала с сестрой мужа, а потом и с братом мужа, — было слишком тяжело для нее. Феба впала в истерику. Без сомнения, она получает мало поддержки и сочувствия от Афтона. Очень жаль, что у нее нет никакого занятия, нет детей, чтобы отвлечь ее мысли от нелепых фантазий. Бывали моменты, когда, к собственному удивлению Томаса, ему становилось жаль богатых людей так же, как и любого из бедных. Некоторые из них были словно заключены в тюрьму своего сословия, скованные своим назначением — или отсутствием такового.

Было уже довольно поздно, когда сестры Хорбери зашли к Эмили. Фактически в такое время, по всем правилам этикета, было неприлично наносить визиты. Эмили рассердилась, когда вошла служанка и объявила об их появлении. Ей даже хотелось передать им, что она в данный момент не принимает, но так как они были близкими соседями, и она встречалась с ними регулярно, то лучше было не обижаться на них за столь необычное поведение.

Они вошли, окутанные облаком желтого атласа, который не шел ни одной из них, хотя и по абсолютно разным причинам. На мисс Летиции платье выглядело слишком желтым, придавая ее коже болезненный вид. Платье же мисс Люсинды не гармонировало с песочно-желтым цветом ее волос, делая пожилую мадам похожей на свирепую маленькую желтую птичку в период линьки. Когда она влетела в комнату, за ней словно тянулся яркий шлейф света.

— Добрый вечер, Эмили, моя дорогая, — ее поведение было необычно неформальным, почти граничащим с фамильярностью.

— Добрый вечер, мисс Хорбери, — холодно сказала Эмили. — Какой приятный сюрприз, — она подчеркнула слово «сюрприз», — видеть вас. — Она улыбнулась мисс Летиции, которая в нерешительности стояла немного сзади.

Мисс Люсинда села без приглашения.

Эмили не собиралась угощать их в это время дня. Было видно, что ни одна из них не чувствует неуместности своего прихода.