Он отправился к реке; там у плота стояла лодочка. Капитан прыгнул в нее, лег на спину и оттолкнулся от берега.

— Жаль, что нельзя заснуть, — посетовал он, — а хорошо бы.

Новый мост представлял в это время преоригинальную картину.

Ночь была тихая, безоблачная, по берегам ни души; окутавший их сумрак только кое-где расступался, давая место беловатым, светлым полосам от луны и звезд.

На самом же мосту кипела жизнь. От зажженных факелов на небе стояло целое зарево; со всех сторон слышались крики, смех, бестолковая, шумная музыка у всех фокусников, стук алебард, которым дозорные отгоняли народ с середины моста; в довершение этого гвалта гудели колокола Нотр-Дама и других церквей города.

Скоро должна была начаться процессия. Невдалеке от капитана послышался легкий шум.

— Это, похоже, наши, — подумал он и стал прислушиваться.

Действительно, из-за Бронзового Коня по скользким ступеням, которые шли к площадке Нового моста, спускались какие-то люди в надвинутых на глаза шляпах, закутанные в плащи. На площадке они столпились и молча раскланялись друг с другом. Разглядеть их капитан не мог, но ясно слышал, что они говорили.

— Ну, что? — спросил один.

— Все идет хорошо, — отвечал другой. — Все приказания точно выполнены; могут когда угодно начать праздник.

— А дело с дю Люком?

— Не удалось. Бедняги, пришедшие с мадмуазель де Сент-Ирем, все перебиты.

— А сколько же их было?

— Человек пятьдесят, кажется.

— Молодцы! Но куда девалась мадмуазель де Сент-Ирем? Не убили ее, надеюсь?

— Нет! Ее увезли.

— Ну, это ничего! Мадмуазель де Сент-Ирем слишком хороша, чтоб не привыкнуть к таким случайностям.

— Шевалье, вы забываете, кому и о ком так говорите.

— Я думаю, граф, что теперь неудобно называть друг друга по имени и титулу.

— Благодарю за напоминание, но мы возобновим этот разговор в более удобном месте.

— Хорошо, окажу вам эту честь.

— Милостивый государь.

— Господа, господа! Что за споры о пустяках в такое время! Именем короля, прошу вас замолчать!

Спорившие поклонились и замолчали.

— Ну, времени терять нечего, — сказал тот, который их унял, — процессия выходит теперь из Сен-Жермен-Л'Осерруа; меньше чем через двадцать минут она будет на мосту. Не лучше ли было бы нам последить за нашими партизанами?

— Они все на местах и ждут только сигнала.

— Хорошо, я подам его, когда будет нужно.

— А скажите кстати… что, надо всех убивать… и детей, и стариков, и женщин?

— Помните, — был строгий ответ, — что в бунтах больше всего мешают женщины, старики и дети; они бросаются на колени, просят, плачут и заставляют иногда щадить мятежников. Но в приказах его величества, заботящегося о благе государства, сказано, чтоб не щадить никого; следовательно, всякая пощада будет нарушением королевской власти. Убивайте всех! Король не может ошибаться. Щадя бунтовщиков, вы делаетесь их сообщниками.

— Я буду повиноваться, отец мой!

— Без названий! Пора! Остается всего несколько минут.

— Позвольте, если не ошибаюсь, здесь нас слушает кто-то посторонний.

— О! Посмотрим.

Сказавший это взял из-за пояса пистолет и прицелился в лодку, на дне которой лежал капитан.

— Эй, приятель или кто бы вы ни были! — крикнул он.