Александр Шляпин. Тунгусский Робинзон
Под этим словом – укрывалось многое: И лейтенант молоденький, и жажда куража, Кавказ, и смерть друзей, опасная дорога Над самой пропастью – по лезвию ножа. И мужество в бою, и много разных тонкостей, Оберегавшие бойцов от груза «двести», И радость от побед, и пытка грязной подлостью, И неподкупность офицерской чести. Под этим словом – укрывалось главное: Незыблемость характера и вера в правоту, Не глядя в то, что жизнь делилась надвое, Его, кидая снова в пустоту. Он Лютый – значит злобный, кровожадный К врагу и наступающему зверю, На первый взгляд, как – будто безотрадный, С душевной болью переживающий потери. Он просто Человек, Мужчина с главной буквы Во всем он знает грань и чести рубежи, Его богатство – нрав как кирза грубый Он право «ангел», для спасения души!
Глава первая
СВОБОДА
Ближе к десяти, некоторые осужденные тринадцатого отряда учреждения УФСИН – 56 рассосались по зоне в поисках незабываемых «приключений». Зеки, работавшие на пилораме в ночную смену, до самого обеда дрыхли, не обращая внимания на лагерную суету. В отряде было относительно тихо. Свободные, от работы, осужденные смотрели в культкомнате сериал на стареньком телевизоре. В углу отряда, где была вотчина «блатного комитета», шли какие – то таинственные тёрки. Шныри суетились, завешивая одеялами проходы и «шконки», чтобы спрятать «мероприятие» от посторонних глаз. Сюда обычно не заглядывал глаз контролера. Здесь лёжа на койке, отбывал, наказание вор в законе и смотрящий за лагерем Шаман. На тумбочке, рядом с личным телевизором стояла, литровая банка свежезаваренного чифиря. Распаренная шапочка ароматного индийского чая, возвышалась над банкой, источая приятное благоухание, которое сквозняком разносилось по всему бараку. – Ну, что сидим – кого ждем? – сказал Шаман, бросая на тумбочку пачку сигарет. – Ты, Лютый, не сиди, словно филин на суку? Твой день – ты и банкуешь! Тусани бродяга! Сергей взял в одну руку банку, в другую алюминиевую кружку, несколько раз влил и вылил из нее горячий чифирь. Заварка, плавающая на поверхности кипятка, потревоженная таинством лагерного чаепития, прямо на глазах опустилась на дно, отдавая кипятку свой цвет, вкус и волшебный аромат. – Шаман, а Лютый не жмот – поляну накрыл по – барски, – сказал Чалый, протягивая руку к коробке с шоколадными конфетами, которые на зоне были под запретом. – И чифирок судя по запаху крупнолистовой! – Майский! Ты Чалый, на халяву готов и патыки грузински бодяжить, лишь бы кишку глюкозой набить! Ты же чифирь не пьешь!? – Я берегу мотор! Чифирь – он клапана сушит. Так до инфаркта не далеко. – Ты дурак, – сказал Шаман, – не знаешь, что подохнешь не от инфаркта. Тебя СПИД ждет. – А че, я? Почему это от СПИДа? – переспросил осужденный, делая недовольную гримасу. – Да потому, что ты Чалый, гомосячишь не по детски – сказал спокойно Шаман. – Вся зона знает, что ты «петухов» жаришь в бане без разбора. – Саныч, за базар отвечу – я уже давно никого не жарю! Скрывать не буду – рукоблудство практикую! Западло мне после «Булкотряса» свой «початок» в тухлую дырку пихать! На отвал я по приглашению Лютого приканал. Он, мне грев обещал – воровской. – Какой еще грев, – переспросил Шаман улыбаясь. – Он на общак все отдал! – Да, матрац я ему свой обещал, – сказал Лютый. |
