— Понятно, — сказал мистер Макклоски, присаживаясь на самый краешек кровати и мучительно стараясь запрятать ноги куда-нибудь подальше. — Понятно. — Помолчав, он потер ладонью короткую жесткую бороду, похожую на долго бывшую в употреблении сапожную щетку, и добавил: — Хорошо повеселилась, Джинни?

— Хорошо, па.

— Они все там были?

— Да, и Рэнс, и Йорк, и Райдер, и Джон.

— И Джон! — Мистер Макклоски постарался придать глазам, робко взиравшим на дочь, лукаво-вопросительное выражение, но, встретив прямой взгляд широко открытых глаз, в котором не сквозило ни тени смущения, учащенно заморгал и покраснел до корней волос.

— Да, и Джон был, — сказала Джинни, ничуть не меняясь в лице и не отводя в сторону взгляда больших серых глаз. — И провожал меня домой. — Она умолкла, закинула руки за голову и поудобнее устроилась на подушке. — Он опять задал мне этот вопрос, па, и я сказала: «Да». Это совершится… довольно скоро. Мы поселимся в Фор-Форксе в его доме, а на следующую зиму переедем в Сакраменто. По-моему, это правильно, да, па? Как ты считаешь? — И она подкрепила свой вопрос легким пинком ноги под одеялом, выведя таким способом Макклоски из задумчивости.

— Да, конечно, — растерянно сказал мистер Макклоски, возвращаясь к действительности. Потом, ласково похлопав по одеялу, добавил: — Ты не могла бы сделать лучшего выбора, Джинни. Ни одной девушке в Туолумне никогда не залететь так высоко, даже если очень повезет. — Он снова примолк, потом сказал: — Джинни…

— Да, па?

— Ты уже легла и разделась?..

— Ну да!

— А ты не могла бы, — продолжал мистер Макклоски, беспомощно оглядываясь на стулья и медленно почесывая подбородок, — а ты не могла бы одеться снова?

— Что такое, па?

— Ну, понимаешь, нацепить на себя все это обратно, — торопливо пояснил он. — Ну, может, не все, а хотя бы кое-что. А я помог бы тебе… Ну, может, подал чего, или, может, пряжку какую застегнул, или бантик завязал, или зашнуровал ботинок, — продолжал он, не сводя глаз с кресел и храбро стараясь не спасовать перед тем, что было на них навалено.

— Ты в своем уме, па? — вопросила Джинни, внезапно садясь на постели и величественно встряхивая своей золотистой головкой.

Мистер Макклоски нервно почесал бороду с того бока, где она имела наиболее изношенный вид — должно быть, от неоднократного повторения этой операции, — и увильнул от прямо поставленного вопроса.

— Джинни, — сказал он, нежно поглаживая одеяло. — Видишь ли ты, какое дело. Там у нас внизу один незнакомый человек… То есть он для тебя незнакомый, детка, но я-то его знаю издавна. Он тут уже целый час прохлаждается и будет прохлаждаться еще до четырех часов, до дилижанса. Так вот, мне бы хотелось, Джинни, голубка, чтобы ты спустилась вниз и вроде бы помогла мне принять его. Нет, нет, не выйдет, Джинни, — поспешно сказал он, поднимая руку, чтобы предупредить возражение, — не выйдет! Он не ляжет в постель. И не станет играть со мной в карты. И виски его не берет. Сколько я его знаю, второго такого неудобного гостя еще свет не родил…

— Зачем же тогда он тебе нужен? — решительно спросила мисс Джинни.

Мистер Макклоски опустил глаза.

— Видишь ли, он специально завернул сюда, чтобы оказать мне большую услугу, иначе я не стал бы беспокоить тебя, Джинни. Ей-богу, не стал бы! А тут мне подумалось, что раз уж я никак не могу ничем его занять, так, может, ты спустишься вниз и управишься с ним — ведь ты всегда здорово умеешь с ними управляться.