Если бы речь шла о какой-нибудь старой посудине, приносящей одни убытки, это еще можно было бы понять, но здесь же — сверхсовременный тысячефутовый корабль с системой авторазгрузки.
— То есть это не тот случай, что с кораблем Грэфалка, — задумчиво сказала я, вспомнив, как «Лейф Эйриксон» врезался в пирс, когда я впервые приехала в порт. — Вы хотите сказать, что владельцу старого корабля выгоднее угробить его и получить страховку?
— Не всегда, — неохотно ответил Хогард. — Это зависит от характера повреждений. Вы ведь имеете в виду случай с «Лейфом Эйриксоном», не так ли? Владельцу придется заплатить за урон, нанесенный причалу. Это обойдется ему дороже, чем ремонт корпуса «Эйриксона».
Я вспомнила, как Бледсоу говорил мне, что не несет ответственности за разрушение шлюза, и спросила об этом Хогарда. Тот скривился:
— Это дельце будет кормить адвокатскую братию лет десять, а то и двадцать. Бледсоу отвечает за поломку шлюза в том случае, если выяснится, что он ответствен за гибель корабля. Понимаете, виновен тот, кто взорвал «Люселлу». Вот почему мы хотим выяснить, кто совершил это преступление, тогда вся финансовая ответственность ложится на него. — Вид у меня, должно быть, был вопросительный, потому что Хогард счел нужным добавить: — Я имею в виду, ему придется вернуть нам все, что мы выплатим Мартину Бледсоу. Если истинный виновник установлен не будет, за шлюз заплатит богатый дядя Сэм. Хотя дяде Сэму все равно придется раскошелиться — нет такого человека, который смог бы отремонтировать шлюз на собственные деньги. Преступнику придется расплачиваться тюремной отсидкой. Получит лет двадцать, если его отыщут.
Зазвонил телефон, Хогард взял трубку. Судя по всему, звонила его жена — Хогард пообещал ей, что через двадцать минут отправится домой, пусть она не садится ужинать без него.
Он посмотрел на меня с упреком:
— Я думал, вы сообщите нам что-нибудь новое про «Люселлу», а получилось все наоборот: мы только и делаем, что отвечаем на ваши вопросы.
Я засмеялась:
— Сегодня у меня для вас ничего интересного нет. Но через день-два наверняка появится. Вы дали мне кое-какие новые идеи, с которыми нужно поработать.
Я немного поколебалась, но все-таки решила рассказать им про Мэттингли. Все равно пришла пора сообщить об этом полиции.
— Дело в том, что человек, устроивший взрыв, судя по всему, и сам был впоследствии убит. Если полиция разыщет убийцу, то наверняка выйдет на того, кто заплатил ему за этот взрыв. Говарда Мэттингли (так звали непосредственного исполнителя) наверняка убили, чтобы он не проболтался. У Мэттингли был длинный язык, и он обожал хвастаться своими подвигами.
Это известие немного приободрило Хогарда и Ферранта, хотя непосредственной пользы для своего расследования они вроде бы и не получили. Тем не менее оба джентльмена стали необычайно любезными: надели пиджаки и проводили меня вниз.
— Знаете, — доверительно сказал Феррант со своим замечательным английским прононсом, — приятно слышать, что в этой истории все-таки есть злоумышленник.
— Так-то оно так, — пожала я плечами, когда мы проходили через опустевший вестибюль. — Но что будет, если выяснится, что злоумышленник — один из ваших клиентов?
— Не нужно говорить такие вещи, — насупился Феррант. — В самом деле, не нужно. У меня впервые после субботы появился аппетит. Я не хочу, чтобы вы разрушили его такими чудовищными предположениями.
Хогард отправился к Северо-Западной станции и сел на поезд до Шомбурга. Что до англичанина, то он остановился в квартире, принадлежащей компании «Скапперфилд и Плаудер». |