-  Ты понимаешь, о чем я говорю? - спросил я.

    Она не ответила, внимательно глядя на меня огромными глазами. Потом задала единственный вопрос:

    -  И долго продлится смута?

    -  Долго, восемь лет. Погибнет очень много людей, особенно в Москве. Попробуй уговорить отца переехать куда-нибудь на север.

    -  А кто останется здесь? - спросила она.

    -  Где здесь? В Москве? - не понял я. - Останутся те, кто здесь живет. Мало ли…

    -  А кто будет нас защищать? - спросила она.

    Вопрос был хороший, но слов для ответа на него у меня не оказалось. Философских разговоров о патриотизме и долге перед отечеством при моем знании старорусского языка я бы просто не потянул.

    -  Знаешь что, - сказал я, увиливая от ответа, - пусть мужчины воюют, а женщины рожают детей.

    И тут она сказала такое, после чего в чем-либо убеждать ее было бы, по меньшей мере, наивно. В моем вольном переводе это ее заявление звучит как настоящий афоризм:

    -  Мужчины в бою с врагом защищают честь, а женщины - будущее!

    У меня от удивления отвисла челюсть:

    -  Алена, ты не метишь случайно в русские Жанны д'Арк?

    -  В кого мечу? - не поняла она.

    -  Хочешь стать святой или великомученицей, - доступными ее пониманию словами объяснил я.

    -  Нет, я святой никогда не стану, я большая грешница.

    -  Это еще как сказать… С такими взглядами ты запросто можешь стать национальной героиней!

    Алена глубоко задумалась, и мы долго молчали. Потом она тихо, чтобы я не заметил, вздохнула:

    -  Скоро приедет тятя, мне нужно одеваться.

    -  Одевайся, - ответил я.

    -  Ты не можешь отсюда выйти?

    -  Хорошо, сейчас только сам оденусь, - без лишних разговоров согласился я.

    Сказка должна была вот-вот кончиться, наступала новая реальность, в которой девушке одеваться при постороннем человеке было стыдно. Я это понял и не стал вышучивать ее совершенно, на первый взгляд, нелогичную просьбу. Тем более что и мне захотелось побыть одному.

    Я вышел из землянки. Небо уже светлело, звезды погасли, и хорошо видны были только планеты солнечной системы. Яркая голубая Венера, будто в насмешку, подмигивала мне, пробираясь сквозь легкие перистые облачка. Просыпались первые утренние птицы. Какая-то неведомая птаха резко щелкала, словно прочищая перед утренним пением горло.

    Я оседлал соскучившегося по человеческому вниманию Воронка, привязал его возле землянки и пошел к пруду. Над ним висела легкая туманная дымка. В воде плескалась проснувшаяся рыба. Начинался новый день, который, если все пойдет, как задумано, я уже проведу один, без Алены.

    Заржал Гнедко, ему издалека откликнулась невидимая в потемках лошадь. Я пошел навстречу гостям.

    Вскоре из полумрака выплыли два всадника. Я подождал, пока они подъедут, и первым поздоровался.

    -  Как Аленка, здорова? - спросил Арсений.

    -  Здорова, вас дожидается, - ответил я. - На дорогах спокойно?

    -  Вчера стрельцов не видели, - вмешался в разговор Ванюша. - Целый день в засаде сидел. Видать, дьяк утихомирился.

    -  Слышно, в Москве народ царевича Дмитрия ждет.