Живительная микстура из рыцарской фляги творила настоящие чудеса. Она не только остановила кровотечение, идущее из открытой раны, но и стала затягивать разрез на брюшине моррона. К тому же Грабл почувствовал себя значительно лучше: в голове прояснилось, залитое кровью лицо собрата по клану уже не расплывалось перед глазами, а боль, изводившая его, внезапно затихла. Зингер открыл рот, собираясь задать спасителю новый вопрос, но рыцарь отрицательно покачал головой, а затем поднес ладонь к его губам, давая знак, что лучше помолчать.

– Слаб ты еще, чтоб трепаться, да и времени у меня на разговоры нет, – пояснил Автур, бережно опуская голову Грабла на пол, а затем поднявшись с колен. – Мне ведь тоже в схватке досталось, одному пришлось охранничков бароновских порубить, солдатики-то мои в сарайчике до сих пор спокойно дрыхнут, даже завидки берут… Значитца, слушай сюда! Ты свое уже отвоевал, все, что мог, выполнил, так что не дури, не рыпайся никуда, а лежи да сил набирайся. Я щас вояк своих разбужу, они тебя на носилках, бережно, прям как младенца, в Гендвик дотащут. Там отлежишься недельки две, а до этого никуда не рыпайся! Понял?!

– Понял, – кивнул Грабл, которому с каждой минутой становилось все лучше и лучше. – Ты-то куда сейчас? За меня ведь, поди, дело доделывать будешь?

– Не-а, – замотал головой великан, – рыцаренки, кого ты не добил, пущай живут, не до них щас! Я в Мелингдорм отправлюсь. Мартину о том, что здесь произошло, рассказать надобно да предупредить, чтоб Форквут поберегся… мстительна тварь и злопамятна стала, как только покинула Альмиру. Изгнание красавиц не красит, – сдавленно рассмеялся усач, а затем поднял руку в знак прощального приветствия. – Ну ладно, дружище, бывай! Надеюсь, вскоре свидимся!

– Постой! – выкрикнул громко, как мог, Зингер, когда рыцарь уже перешагнул порог и вот-вот должен был покинуть залу. – Как звать-то тебя?! Автур ведь не настоящее имя…

– Анри Фламмер, – прозвучал ответ из-за закрывающихся створок двери.

Коварство в святилище чести

Утомленный шестнадцатичасовой тренировкой прошлого дня, Аламез проспал большую часть пути и, наверное, пребывал бы в приятном забытьи до самого рева трубы, извещающего о начале состязаний пажей, оруженосцев и прочего благородного с рождения молодняка, претендующего на крупицу славы, почета, уважения, а также и на привилегии, которые им сулил рыцарский герб. Но отдых моррона был вероломно нарушен громким стуком молотков, неприятным слуху жужжанием пил, терзающих крепкие волокна дуба, и, конечно же, забористой бранью подгонявших рабочих плотницких старшин. К счастью, Дарку не нужно было напрягать неустанно ноющие мышцы спины и шеи, чтобы поднять голову и осмотреться по сторонам. Моррон и так знал, что происходит. До открытия турнира оставался всего лишь один день, а строительство трибун и работы по ограждению площадок для боев, по всей видимости, были весьма далеки от завершения. Впрочем, для него это не было новостью. Все три года, что он прожил в графстве Дюар, происходило одно и то же. Подготовка места ристалища и зрительских трибун каждый раз затягивалась до последнего и завершалась лишь поздней ночью при свете костров.

Обычно перед началом состязания участников охватывает волнение и трепетный страх, которые, в свою очередь, пробуждают неусыпный интерес ко всему, что происходит вокруг, или полнейшую апатию. Одни отпрыски благородных родов постоянно рыскали по турнирным площадкам, путаясь у рабочих под ногами, и везде совали свои любопытные носы. Другие же, наоборот, впадали в панический ужас перед предстоящим и до самого выхода на поединок отсиживались со спущенными штанами в кустах, отчего имели весьма бледный, неуверенный вид, который частенько зрители принимали за признаки робости да трусости.