Но, поверьте, если я составлю список своих любовниц, он будет очень длинным, и там окажутся весьма достойные имена. Вот, допустим, Елена… Впрочем, простите, настоящий джентльмен не станет трепаться на столь щекотливую тему, тем более что Елена замужем.
Засунув обиду поглубже, я сел за работу. День полетел без каких‑либо потрясений. Читал почту, отвечал на письма, потом поехал по мелким поручениям, в девять вечера отправился в гости вместе с Николеттой. Одним словом, до кровати добрался в час и, упав в нее, мигом заснул.
– Ваня, – ткнул меня кто‑то в бок.
Я сел и увидел Нору.
– Который час? – вырвалось у меня.
– Пять утра, просыпайся.
– Зачем?
– Будем работать.
– В такую рань? – удивился я.
– Да, – мрачно ответила Нора, – да, боже, как я виновата.
– Что случилось? – недоумевал я.
Нора сдвинула брови:
– Лера умерла, та самая, что приходила к нам вчера утром. Перед смертью она успела позвонить мне на мобильный. Я схватила трубку, спросонья не понимая, кто и с какой стати трезвонит. А оттуда голос такой ровный: «С вами говорить хотят».
Элеонора воскликнула:
– Да в чем дело, черт возьми!
И тут же услышала очень тихий, прерывающийся голос.
– Убил… он… найдите… он!
Потом раздалось бульканье, звон и снова бесстрастный голос спросил:
– Вы Валерию Ермилову знаете?
– Встречались! – машинально буркнула Нора, которой было неприятно вспоминать случившуюся с ней истерику.
– Это она вас сейчас вызывала, – пояснила женщина, – очень просила, вот я и дала ей трубку.
– Что случилось? – подскочила Нора.
– Умирает она, – объяснила собеседница, – не жилица совсем, может, час какой протянет.
– Кто вы? Где Валерия? – быстро спросила Нора.
– Так из Склифосовского я, – сказала тетка, – с улицы ее привезли, с черепно‑мозговой травмой. Подробностей не знаю. Может, хулиганы напали, а может, кирпич на голову упал.
– Кирпич на голову упал, – повторил я, – она так и сказала, уходя: «Завтра нас просто может не быть под этими звездами. Вдруг кирпич на голову упадет».
Глава 3
Раскаяние, охватившее Элеонору, не описать словами. Не слушая моих совершенно разумных высказываний на тему «сейчас еще очень рано», она выпихнула меня на улицу, велев:
– Как только узнаешь в клинике подробности, сразу звони.
Я направился к машине. Утренняя свежесть пробралась под куртку, по спине прошел озноб. Может, кто‑нибудь просто подшутил над Элеонорой, а Валерия сейчас мирно спит в своей кровати? Встречаются иногда люди, обожающие идиотские шутки!
Но в Склифосовского мне сразу подтвердили: да, ночью сюда привезли Валерию Ермилову, и она умерла. Никаких проблем с установлением личности покойной не было. Она сама сумела назвать перед смертью свое имя, а в ее сумочке лежали документы: паспорт, права и парочка квитанций.
Все подробности мне излагал хмурый доктор. Повертев в руках удостоверение сотрудника «Ниро», врач стал еще более мрачным.
– Что она говорила перед смертью? – спросил я.
Доктор взял со стола скрепку и, ломая ее, ответил:
– Да ничего, мне уже ничего.
– А с кем она общалась?
– Поговорите с Ингой Вадимовной, это наша медсестра.
– Это возможно сейчас сделать?
Врач кивнул и, взяв телефонную трубку, буркнул:
– Зайди.
– От чего она скончалась? – не успокаивался я.
– Черепно‑мозговая травма, несовместимая с жизнью. |