Потом я перехватил взгляд Эллисон Сент-Пьер, которая сидела за стойкой бара. Она холодно улыбалась мне, словно точно знала, о чем я думаю, и не сомневалась, что все мужчины в зале думают об одном и том же.

Глава 16

Мы ехали к дому, где жил Гарретт, и у меня возникло ощущение, что мы попали в другой мир. Прошла гроза, и температура упала до двадцати градусов. Улицы стали мокрыми и блестящими, а воздух — чистым. Этого хватило, чтобы у всех улучшилось настроение, разве что за исключением попугая.

Задница, успевший обозвать меня всеми ругательными именами, какие он только знал, летал по машине и объяснял, что не получил никакого удовольствия от того, что весь вечер просидел в замкнутом пространстве «ФВ».

— Еще пять минут, — сказал я ему. — И у тебя будет новый дом.

— Шумный ублюдок! — пронзительно завопил попугай.

Я следовал за фургоном для сафари Гарретта по Двадцать шестой в сторону Ламара. Еще не пробило одиннадцати часов, и возле «Лезами» все еще околачивалось много народу, кто-то пил вино у печи Франклина, другие о чем-то беседовали возле светофора или курили на парковке, и все наслаждались прохладным воздухом. Время от времени кто-нибудь узнавал «Кармен Миранду» и махал рукой. Гарретт в ответ нажимал на клаксон, выдававший мелодию «Кокосового телеграфа». Всякий раз, когда мой брат переключал передачу, груда пластиковых фруктов на крыше начинала сиять всеми цветами радуги. Мой брат — местная знаменитость.

Многоквартирный дом на Двадцать четвертой улице, в котором жил Гарретт, обладал очарованием «Мотеля-6». Он представлял собой коробку из красного дерева: шесть секций в ширину и три в высоту, все двери выходят на юг и выкрашены в цвет зеленого лишайника. Чтобы добраться до квартиры Гарретта, требовалось подняться по трем пролетам металлической лестницы и пересечь бетонную подъездную дорожку. Лифта не было. Естественно, Гарретт выбрал жилье на верхнем этаже, чтобы иметь возможность подать на хозяина в суд за отсутствие удобного доступа в квартиру. Процесс, насколько я знал, шел успешно, и владелец дома просто обожал Гарретта.

Брат поставил «Кармен Миранду» между «Харлеем» и разбитой поливальной машиной. Я припарковался на противоположной стороне улицы, возле здания студенческого братства.

— Вот что ты мне устроил, — пожаловался Гарретт, перебираясь из машины в свое кресло. — Я дома, хотя еще нет полуночи. Спасибо за прекрасный вечер. — Потом он заметил попугая, и его лицо заметно просветлело. — Дерьмо господне, — пробормотал Гарретт.

— Задница, — сообщила птица, слетая с моего плеча и устраиваясь на ручке кресла Гарретта.

Я понял, что это любовь с первого взгляда.

— Где, черт возьми, ты сумел его раздобыть? — спросил Гарретт, поглаживая клюв птицы.

Попугай посматривал на бороду Гарретта, видимо, решил, что из нее получится отличное гнездо. Я рассказал Гарретту, что Задница осиротел, но не стал говорить, что его хозяйку убили. Ко всему прочему, поклонники Джимми Баффетта называли себя «попугаеголовыми» — и я решил, что этот брак свершился на небесах. Или в Ки-Уэст.

— Он тебе нравится? — спросил я.

Птица нашептывала непристойности Гарретту на ухо, тот улыбнулся и пригласил меня выпить пива.

— Трес Наварр, мастер этикета. Когда разбиваешь кому-то голову, нужно заранее подготовить подарок, который дарует тебе прощение.

Мы поднялись наверх, Гарретт преодолевал ступеньки на руках и тащил за собой кресло. Когда он распахнул входную дверь, запах пачулей едва не сбил меня с ног. Даже попугай покачал головой.