– Твое видение – истинное. – Хосе распрямился и сполз с гамака на земляной пол. Потом встал перед очагом и бросил в огонь горсть ароматной смолы. – Ты должен повиноваться богам, а не то навлечешь на нас всех беду.

– Но куда мне идти? Где эта Каминальгую? – Хун-Ахпу недоуменно пожал плечами. – Я ничего не понимаю. У меня нет брата, одни сестры. И в мяч играть я не умею… Почему я?

– Ты был избран богами и отмечен их печатью. Они видят то, что незримо для нас. – Колдун положил руку на плечо юноши. – Опасно подвергать сомнению их волю. Их легко разгневать. Каминальгую находится близ Гватемалы. Ты должен отправиться туда. Но сначала мы должны подготовить тебя. – Старик устремил взгляд куда-то мимо него. – Ночью тебе нужно хорошо выспаться. А завтра – в путь.

Когда утром он пришел к дому колдуна, большая часть деревни уже была там, чтобы приобщиться к магическому событию. Он попрощался с ними, и Хосе отправился провожать его с каким-то свертком в руках. Едва деревня скрылась из виду, колдун обернул локти и колени Хун-Ахпу ватными подушечками, которые захватил с собой. Старик сказал, что таким он увидел юношу во сне прошлой ночью. Это был еще один знак, что видение было истинным. Хосе предупредил его, чтобы он не открывал цели своего путешествия никому, кроме тех, кому можно доверять, и только таким же, как и он сам, лакандонам. Если ладино[29] что-нибудь пронюхают, они попытаются остановить его.

Хепон был крохотной деревушкой. От силы три десятка разноцветных домиков жались к площади вокруг церкви. Розовая, голубая и желтая краска на них поблекла, и вид у них был такой, как будто они нахохлились под дождем, который зарядил не так давно. Автомобиль подскакивал на ухабах горной дороги, ведущей в деревню, Шбаланке решил двигаться по самым заброшенным дорогам, какие только смог найти на ветхой дорожной карте под водительским сиденьем.

Заметив, к своей радости, бар, молодой человек подъехал к нему, но потом решил оставить машину за углом, подальше от любопытных глаз. Ему показалось странным, что он до сих пор не видел на улицах ни одной живой души, но, возможно, в этом была виновата отвратительная погода.

Подошвы его кроссовок, еще одного подарка от нортеамериканос, прошлепали по деревянным подмосткам перед баром, ведущим к открытой двери. В тишине, нарушаемой лишь шорохом дождя да звоном капель по железной крыше, этот звук показался ему необычно громким.

Даже полумгла снаружи не подготовила его к темноте, которая стояла внутри, запах табачного дыма, годами застаивавшийся в этих тесных стенах, ударил ему в ноздри. С серого потолка свисало несколько изорванных и выцветших транспарантов с надписью «Feliz Navidad»[30].

– Что тебе здесь нужно?

От неприкрытой враждебности, которая сквозила в этом вопросе, у него заломило в висках. На него из-за длинной стойки, тянувшейся вдоль стены слева от него, недобро смотрела согбенная старуха.

– Cerveza[31].

Нимало не интересуясь его предпочтениями, она вытащила из холодильника бутылку и открыла ее. Потом поставила пиво на грязную щербатую стойку. Шбаланке потянулся за напитком, но она обхватила бутылку маленькой узловатой ручкой и повела подбородком. Он вытащил из кармана несколько скомканных купюр и положил их на стойку. Неподалеку что-то грохнуло, и оба вздрогнули. Впервые за все время у него закралась мысль, что столь враждебный прием может не иметь никакого отношения к раннему посетителю. Старуха схватила деньги, точно отрицая свой страх, и сунула их в сумку, висевшую поверх засаленного уипиля[32].