Оно никогда не знало, что такое терпеть голод, так как пища всегда была в изобилии. Оно могло насыщать свое огромное тело просто по рефлексу, без какой-либо борьбы или усилий.
Его мастерство было мастерством убийцы, а не охотника, потому что у него никогда не было нужды в охоте.
Но теперь ритмические циклы, по которым протекала жизнь этого существа, были нарушены. Изобилия пищи больше не было. И оттого, что существо не имело способности мыслить, не знало ни прошлого, ни будущего, оно пребывало в недоумении из-за неудобства, вызванного незнакомым ощущением голода.
Инстинкт подсказывал ему: надо начать охотиться.
Оно почувствовало нарушение в плавном течении моря, внезапную неритмичность в спокойной вибрации воды.
Добыча. Многочисленная. Проходящая мимо.
Но не в непосредственной близости. На некотором расстоянии, где-то наверху.
Тварь всосала большое количество воды через мускулистый воротник своей мантии, затем выбросила ее через воронку в животе, толкая себя вверх со скоростью мчащегося локомотива.
Существо направлялось к источнику сигналов и толкало себя в воде при помощи спазматических выбросов из воронки. Оно разобралось в характере сигналов: рыба, много рыбы, много крупной рыбы. Химические элементы разносились по плоти, меняя окраску твари.
Когда существо сочло, что приблизилось на достаточное расстояние, то перевернулось в том направлении, где должна была находиться добыча. Огромные глаза чудовища отметили проблеск серебра, и оно выбросило вперед свои щупальца. Расширения на концах щупалец захватили рыбу, их зубастые присоски стали разрывать ее, а серпообразные когти, торчащие в каждой присоске, раскромсали плоть в лохмотья. В течение секунд от рыб остались только дождь чешуи и волна крови.
Однако чувство голода у твари не ослабело — оно лишь усилилось. Ей нужно было больше. Значительно больше.
Но волна, вызванная перемещением такого огромного количества воды, движением тела столь громадных размеров, вспугнула голубых тунцов, и они бежали всей стаей.
И рыскающие щупальца не обнаружили ничего. Более короткие руки у основания тела постепенно перестали двигаться, щелкающий клюв сомкнул свои челюсти и втянулся внутрь тела.
Теперь голод терзал тварь, но изнеможение сдерживало ее. Существо растратило огромное количество энергии и получило взамен слишком мало, чтобы напитать свои колоссальные потребности.
Оно дрейфовало в толще воды, голодное и обескураженное.
Дно глубоко внизу было покрыто холмами, и течение, устремляющееся вверх из бездны, медленно занесло тварь вдоль склона на плато, расположенное на глубине пятисот футов. Здесь холодная вода заканчивалась, и существо выше не поднималось.
Впереди и вверху, на другом склоне, находилось что-то большое и неестественное, что-то, что чувства твари определили как неживое, за исключением обычных форм жизни, которые возникли на его поверхности.
Тварь пренебрегла находкой и стала ждать, набираясь сил.
Вечно с ним это случается, вечно он впутывается в дела, превышающие его возможности, а потом из-за своей бычьей гордости не желает пойти на попятную. Он был всего-навсего рыбаком — по крайней мере, господи прости, до сегодняшнего дня, — и откуда это взялось у него — изображать из себя Жака, черт его возьми, Кусто?!
А все его длинный язык, он каждый раз подводил Лукаса. Лукас поклялся, что если ухитрится дожить этот день без какой-нибудь беды или судебного дела, то больше никогда не пойдет в бар, а если и пойдет, то зашьет себе губы и будет тянуть свою водку через соломинку.
Выйдя из гавани Эли, он повернул на юг. Он посмотрел вниз с ходового мостика, чтобы убедиться, что два его пассажира не свалились за борт, не проткнули друг друга острогой и не уронили ничего тяжелого себе на ноги. Они были там, на корме, готовили свое снаряжение для ныряния — компасы, ножи, компьютеры, аппараты слежения, плавательные жилеты, фотоаппараты и видеокамеры. |