И поворачивается к близнецам.

— Сегодня всё обошлось, но вы прекрасно понимаете, что это — дело случая. Оба будете наказаны за то, что ушли из дома без разрешения. Вон отсюда!

Близнецы молча разворачиваются и уходят. Они не спорят и ничего не просят.

По дороге к замку они оба молчат, но их мысли стекаются вместе, как два ручья в один поток. У них на уме — жалость и чувство, довольно близко напоминающее ненависть.

* * *

Рао на следующий день не может встать с постели.

Лихорадка треплет его целую неделю. Целую неделю он висит в тёмном, пронизанном горячими искрами ничто между мирами.

Брату не позволяют к нему войти. Тедар бесцельно шляется по замку, часами сидит на сторожевой башне и смотрит на лес.

Ненависть Тедара окрепла и оформилась. К ненависти теперь примешивается страх, от которого моментами перехватывает дыхание. Страх перед чужой смертью. Осознание смертности брата, второй половины мира — ведь и Рао может умереть, как дед. Тогда Тедар останется один, в месте, которое успел возненавидеть. Думать об этом нестерпимо. Когда страх накрывает с головой, Тедар мечется пойманным зверьком, не находя себе места, кусает пальцы, молится и даёт бессвязные обеты. Страх отпускает — и тяжело дышать уже от тихой холодной ярости.

Неделю Тедар почти ничего не ест и молчит, если к нему обращаются. Он одним рывком перемахивает рубеж, отделяющий детство от взрослости. Олия, насильно приподняв за подбородок его голову и заглянув ему в лицо, отшатывается.

— Вспомни, что я тебе говорила, виконт эла Гроули, — начинает она, но Тедар слышит страх в её голосе. Он научился отлично распознавать страх в ком бы то ни было. — Злобного зверя внутри необходимо запереть на…

Тедар меряет Олию взглядом. От ненависти сжимается горло, но он вталкивает в себя воздух. Бросает:

— Вот и держи его взаперти… экономка!

Олия бьёт его по лицу — наотмашь. Тедар моргает, не отворачивается. Олия сжимает кулаки, разворачивается на каблуках, быстро уходит, почти убегает. Рассказывает отцу. Потом Тедара нестерпимо долго допрашивают о том, как он смеет, что его побудило и понял ли он, какой грех совершил. Тедар молчит. Ему наплевать. Любая боль — слабее ненависти и страха.

Когда от него, наконец, отступаются, Тедар уходит на башню, где они бывали вместе с Рао. Там он тихо плачет и молит кого-то — Вседержителя, духов леса, владыку ада — оставить на этом свете брата: больше никого нет и, наверное, не будет.

Кто-то услышал. Через неделю Рао приходит в себя, но он так слаб, что лежит пластом. В ответ на радостные восклицания отца — молчит.

— Моих сыновей испортили твари из леса! — говорит маркграф с отвращением и выходит из комнаты, где лежит больной.

Зато к нему, наконец, пробивается Тедар. В комнате — Олия, монах, лекарка, ничего говорить нельзя — но близнецам и не надо. Они встречаются взглядами — и, как всегда, понимают друг друга без слов.

Тедар — в ярости, а Рао — в смертной тоске.

В клетку заперли не тварей, которые в них живут — их самих.

Надо что-то делать. Надо бежать. Но у Рао нет сил.

— Я всё равно умру, — говорит он брату — беззвучно.

И Тедар принимает решение.

Он приходит в комнату брата после полуночи. Сиделка сладко спит; чуть слышный скрип двери её не будит. Ночник еле коптит — в его слабом красноватом свете Тедар видит лицо Рао с тёмными кругами под глазами. Глаза блестят: Рао понял, Рао ждал.

— Встань, пожалуйста, — шепчет Тедар. — Обопрись на меня. Надо идти.

Рао смотрит виновато.