Что это был за звук, он так никогда и не узнал, — может быть, запоздалый звон колокола, который в этом году раздавался все лето на Федеральном холме, поскольку жители неустанно молились всем своим святым. Да это и не важно, но когда до него донесся этот звук, он вскрикнул от страха, очнулся, в диком ужасе спрыгнул с лестницы и, спотыкаясь, бросился вперед в почти кромешной тьме, обступившей его.
Он точно знал, где находится, и побежал вниз по винтовой лестнице, налетая на стену при каждом резком повороте. Это было кошмарное бегство через огромный, опутанный паутиной неф церкви, через заставленный старой рухлядью подвал, через окно — на воздух, к огням ночных улиц. Затем сумасшедший бег вниз с проклятого холма, через пустой город с черными башнями, и, наконец, по улице, ведущей к дверям его дома.
Придя в себя на следующее утро, Блейк обнаружил, что лежит совершенно одетый на полу в кабинете. Он был весь в грязи и паутине, а тело болело так, как будто все оно было покрыто синяками. Когда он взглянул на себя в зеркало, то увидел, что волосы его опалены огнем, а отвратительный запах, казалось, навсегда пропитал верхнюю одежду. Именно тогда нервы его сдали окончательно.
Блейк бесцельно бродил по комнате в халате, ничего не делал и только без конца смотрел на запад, до смерти боясь приближения грозы и время от времени записывая в дневнике обо всех своих переживаниях.
Страшный шторм разразился в ночь на 8 августа. Город без конца освещали молнии. Лил проливной дождь, непрерывные раскаты грома не давали уснуть всем жителям города. Блейк буквально помешался от страха, боясь, чтобы что-нибудь не случилось с электричеством города, пытался в течение часа дозвониться до электрической компании, но на этот раз телефон в целях безопасности был временно отключен. Он по-прежнему доверял свои чувства дневнику — неровные, часто неразборчивые каракули могли бы многое поведать о безумном отчаянии и безнадежности Блейка, когда он почти в полной темноте вел свои записи.
Он не зажигал в доме огня, чтобы видеть все, происходящее за окном, и, вероятно, провел большую часть времени за письменным столом, вглядываясь вдаль через пелену дождя, желая рассмотреть поверх крыш домов мерцающие огоньки, окружающие Федеральный холм. Временами он почти на ощупь делал записи в дневнике, которые состояли из отрывочных фраз: «Свет не должен, не может погаснуть!»; «Оно знает, где я нахожусь?»; «Я должен уничтожить его» и «Оно взывает ко мне, может быть, на этот раз не причинит вреда» — подобной исповедью были испещрены две страницы.
Вдруг свет погас во всем городе. Это произошло в 2 часа 12 минут ночи по записям электростанции. В дневнике Блейка отсутствовало точное указание времени. Там имелась только следующая запись: «Свет погас — Господи, помилуй меня!»
На Федеральном холме гроза вызвала страшное волнение, и огромные толпы промокших до нитки людей плотным кольцом окружили проклятую церковь, держа в руках свечи, фонари, масляные и керосиновые лампы, закрывая их от дождя и ветра раскрытыми зонтами, а также распятия и амулеты, обычные для юга Италии. Они благословляли каждую вспышку молнии и сотворяли правой рукой священные знаки, когда изменения в характере шторма заставили молнии сверкать все реже, пока они совсем не прекратились. Поднявшийся ветер задул большинство свечей, и вокруг стало угрожающе темно. Кто-то разбудил отца Мерлузо из церкви Святого Духа, он поспешил на площадь, чтобы прочитать подходящую для данного случая молитву.
А в это время в башне творилось что-то невообразимое. О том, что произошло в 2 часа 35 минут, рассказали очевидцы событий: молодой священник, получивший прекрасное образование; Уильям Монохан, патрульный полицейский, который остановился в это время около толпы на Федеральном холме, и почти каждый из 78 человек, находившихся в ту ночь около церкви, особенно те, кто стоял ближе к ее восточной стороне. |