Только что поймала себя на мысли, что неплохо было бы попробовать… Ну, с несколькими за одну ночь. Интересно, что сказала бы мамочка, если бы прочитала это? Испугалась бы. Наверное… Однако я уже достаточно взрослая — мне шестнадцать лет, и я вот уже полгода, женщина… Спасибо Бобу. Хотя Донна и говорит, что я слишком поздно начала трахаться, ну ничего, лучше поздно, чем никогда. Я вообще несколько запоздала в развитии — первые месячные у меня начались только в четырнадцать, а у Донны — в двенадцать…»

Трумен перевернул страницу.

Далее шли совершенно незначительные описания пикников, проведенных в компании Бобби Таундеша, Донны Хайвер и ее приятеля Майкла Чарлтона, размышления о некоторых горожанах — шериф был поражен точности характеристик, которые Лора дала Бенжамину Хорну и его жене Джулии.

«Наш шериф Трумен, — читал Гарри, — по-моему, он большое дерьмо. Он хочет выглядеть в глазах горожан чуть ли не Шерлоком Холмсом. Мне кажется, он считает, что в городе ему оказывают недостаточно уважения… Даже к самым последним людям в Твин Пиксе он обращается „мистер“ и „сэр“ не потому, что действительно уважает их, а потому, что таким образом рассчитывает завоевать их признательность… Мне кажется, этот парень нравится китаянке Джози Пэккард… Впрочем, это всего только мои догадки. А эта Джози — ничего баба: как-то случайно я подсматривала за ней, когда она купалась… По-моему, такие женщины всегда возбуждают мужиков…»

Трумен, поморщившись — то, что он прочитал о себе, действительно было правдой — перевернул страницу.

«Интересно, — читал он, — когда женщина умоляюще смотрит на мужчину, по ее мнению, такой взгляд должен означать пылкую муку. Мужчины же считают, что это означает ужас кролика, зачарованного удавом…»

Трумен перелистал еще несколько страниц — некоторые из них были вырваны — скорее всего, рукой Лоры Палмер. Он остановился на последних записях.

«Я всех и вся ненавижу, — читал он строки, начертанные круглым полудетским почерком, — мне это надоело… Завтра необходимо встретиться с Дж.»

На этом записи Лоры обрывались.

Трумен еще раз внимательно перелистал дневник, просматривая хронологию записок — Лора очень тщательно проставляла числа, дни, а иногда — и часы. Последняя запись датировалась двадцать вторым феврали этого года, то есть где-то за сутки до ее загадочной смерти.

Отложив дневник, Трумен принялся размышлять — однако, в который уже раз все его попытки сложить горстку фактов во что-нибудь целостное заканчивались безрезультатно. Размышления шерифа постоянно вертелись вокруг небольшого квадратика бумаги с буквой «Р», извлеченного пинцетом Купера из-под ногтя трупа и этих непонятных инициалов «Дж».

«И кто это мог быть? — подумал Трумен, развалившись в кресле, — кто это такой?..»

Бенжамин Хорн всегда отличался обходительностью и умением ладить с людьми — в этих качествах он мог сравниться разве что с шерифом Труменом.

В тот день, когда его юрист Лиланд Палмер, узнав о трагической гибели дочери, уехал из гостиницы, где шли переговоры с норвежскими бизнесменами, домой, Бенжамин Хорн быстро загладил возникшую было неловкость; зная национальную склонность его партнеров к горячительным напиткам, он распорядился принести несколько ящиков «Джонни Уокера» прямо в каминный зал, где шли переговоры, заявив при этом, что прежде, чем подписать соответствующие документы, необходимо еще раз подумать и все основательно взвесить, а подобным размышлениям ничто так не способствует, как хороший алкоголь.