Сталин. Как я мог в это не верить, если буквально все мне об этом сообщали? Включая вас и посла Германии в Москве Шуленбурга. Вы все просто из кожи лезли, чтобы сообщить мне, что именно 22-го начнется война.

Черчилль. Но почему же вы ничего не предприняли?

Сталин. Как это не предпринял? Ведь господин Гитлер только что сказал, что 18 июня Генштаб Красной Армии дал приказ привести войска в боевую готовность. А еще раньше, в середине мая, приграничные округа получили директиву разработать конкретные планы отражения удара Германии, и эти планы к началу войны были готовы. А еще раньше мы под видом сборов пополнили эти округа 800 тысячами резервистов и начали передислоцировать несколько общевойсковых армий с востока и центра СССР на запад.

Черчилль. Я не об этом, я хочу спросить, почему вы, узнав о том, что Германия нападет 22 июня, не объявили мобилизации?

Сталин. Потому что вам с господином Гитлером очень хотелось, чтобы СССР объявил мобилизацию хотя бы 21 июня 1941 г. У меня не было привычки делать то, что хотят враги СССР.

Черчилль. А если об этом немного подробнее.

Сталин. Знаете, о Габсбургах говорили, что они все помнят, но ничему не учатся. Я не Габсбург. Давайте вспомним, как началась Первая мировая война. Вы это помните?

Черчилль. Разумеется. Сербский студент Гаврило Принцип убил в Сараево наследника престола австро-венгерской империи. Австрия предъявила Сербии ультиматум. Россия начала мобилизацию. Германия потребовала от России немедленно ее прекратить. Россия отказалась, и Германия объявила ей войну. Союзница России Франция объявила войну Германии…

Сталин. Хватит. Вроде Германия объявила войну России, но разве Германию считают агрессором, разве считают, что это она напала на Россию?

Черчилль. Нет, конечно. Мобилизация в такой огромной стране, как Россия — это уже начало войны. Германия просто обязана была действовать быстро, пока вы не развернули свои огромные силы. Она не могла ждать.

Сталин. Следовательно, если бы СССР объявил мобилизацию, то в мире это бы расценили, как объявление войны Германии?

Черчилль. Безусловно.

Сталин. Но ведь я же понимал, что вы с господином Гитлером этого и ждали. Германия 10 мая 1941 г. послала в Англию второе лицо в государстве, преемника господина Гитлера, Рудольфа Гесса. И Гесс готов был заключить с Великобританией перемирие.

Но у вас, господин Черчилль, были и проблемы. Вы не могли пойти на это перемирие просто так, в середине войны. Не могли показать колониям слабость метрополии. Ведь все знали, что если Британия начинает войну, то она ее выигрывает. Поэтому колонии и боялись силой выйти из зависимости. «Мы можем проиграть все битвы, кроме последней!» — гордо заявляют британцы. А здесь последняя битва еще не выиграна, а Британия просит мира. Нет, господин Черчилль, на такое перемирие вы не могли пойти.

Но вот если бы СССР объявил мобилизацию и этим фактически объявил войну Германии, то тогда получилось бы, что это он сам, без вас, напал на Германию и что две ненавистные Англии, как вы их называли, «социалистические» страны дерутся между собой, а Британия, не имея никаких договоров с СССР и лишь год назад изгнав его, как агрессора, из Лиги Наций, вдруг ему помогает кровью своих солдат. Вот в этом единственном случае вы и подписали бы, не знаю — мир или перемирие, с Гессом.

Нет, я не мог объявить мобилизацию и позволить Англии выйти из войны, которую она сама же и развязала. Я не мог позволить вам, господин Черчилль, уклониться от военного союза с СССР. После того, как Германия напала не только на вас (напав на Польшу), но и на СССР, мы становились союзниками автоматически, хотя Вы этого категорически не хотели.

А поскольку у вас ничего с перемирием не получилось, то вы, наверняка, подписали с Германией некое соглашение о доброжелательности в виде минимализации военной помощи от Англии СССР и задержки в открытии второго фронта в Европе.