Ребята грызли корюшку, шумно хлебали пиво и все громче рассказывали, как лучше истратить миллионы долларов, что упали бы с неба. Я слушал, слушал, слушал, пока не всплыла неясная идея, не начала копошиться в мутной тине, пытаясь обрести форму. Я старательно выуживал ее, стараясь подцепить за жабры, но пальцы скользили по чешуе, а поймать хотелось: рыбина, чувствую, крупная, а на безрыбье годится все….

    – Алексей, – спросил я, – а сколько еще в баймах режется таких же, как ты? В смысле, взрослых?

    Секира сдвинул плечами.

    – Не знаю. Но, судя по речи, немало. Подростки общаются смайлами, значками да матом, а взрослые пишут длинные фразы. И, конечно, взрослые не матерятся.

    – Совсем? – спросил я с недоверием. – Ты что, не материшься?

    Он криво ухмыльнулся:

    – В реале бывает. В байме – ни разу. Все-таки там не из-за чего… Подростки матерятся просто так! Бежит такое сопливое чмо и матерится по любому поводу и без повода. А ники, под которыми играют? Даже совсем нецензурное бывает…

    Он говорил что-то еще, но я снова вернулся к тому месту, где мелькнула та нужная мысль. Да, кроме высшего образования надо иметь хотя бы среднюю сообразительность, но с этим повезло: мы все устроились так, как большинство населения земного шара только мечтает. В смысле, работаем ради денег от силы час-два, остальное на развлечения. В результате, как мне показалось, даже у ненасытного Аллодиса эти развлекухи уже из ушей лезут.

    – Нет, конечно, – продолжал тем временем Секира, – есть и приличные женские имена! Вон у меня были один раз напарницы Iolandа и Мisery, очень милые и воспитанные женщины, но вы же знаете, что один трамвайный хам может испортить настроение всем в салоне!.. А в любой из онлайновых их массы…

    – И что с ними делать? – спросил Скоффин и сам же ответил уныло: – А ничего. Подымать культуру масс, как говорится, надоть.

    Я молчал, сумасшедшая мысль пришла и… почти ушла, испугавшись, что заставят работать, а кто из нас не увиливает от работы, но я ухватил за хвост и не отпускал. Я тоже люблю балдеть и оттягиваться, но уже затрахало безденежье, сочувствующе-презрительные взгляды женщин и осознание, что годы уходят, мне уже почти двадцать восемь, еще не старость, но уже и не восемнадцать. Вроде только вчера, а на самом деле десять лет проскочило… Еще десять – и можно начинать готовиться на пенсию, так ничего и не совершив.

    Итак, компашка у меня подобралась еще та. Такие же, как и я. Неудачники. Вот тот же Скоффин – редкостный мудила. Жена вьет из него веревки, подрастающая дочь обращается как с тряпкой, на службе начальство третирует, сам он дома угодливо раскланивается перед дворником и консьержкой, а то обматерят, те всегда чувствуют, на кого можно наехать. В автобусе у него трижды проверят билет да еще попытаются оштрафовать, но послушать его – он знает, как поднять экономику России, а то и всего мира, как справиться с тайфунами, обуздать инфляцию в Бразилии, установить справедливые цены на нефть, выиграть Суперкубок по футболу и сделать Россию столицей нанотехнологий.

    Такими выдающимися политиками и общественными деятелями являются обычно подвыпившие мужички у пивного ларька или на кухне за бутылкой водки, они все могут и умеют в теории, страна у нас такая, но Скоффин все-таки, в отличие от них, умеет хоть что-то, и даже не просто «что-то», хоть и в очень узкой области, в нашей стране почти ненужной, потому большинство головастых программистов работает на западных заказчиков. Он тоже работал в фирме, разрабатывающей программное обеспечение, быстро достиг высокого положения в том смысле, что хоть и вытирают ноги по-прежнему, но платят в несколько раз больше, западники таких ценят, про равенство в оплате труда и не слыхали, а недавно повздорил, ушел, а теперь страшится признаться дома, что уже не работает.