|
Он тоже работал в фирме, разрабатывающей программное обеспечение, быстро достиг высокого положения в том смысле, что хоть и вытирают ноги по-прежнему, но платят в несколько раз больше, западники таких ценят, про равенство в оплате труда и не слыхали, а недавно повздорил, ушел, а теперь страшится признаться дома, что уже не работает. Правда, умелый программист всегда сумеет заработать, не нарушая законодательство, как вон зарабатывают Секира и Кулиев.
Или вот Ворпед, ему пока только восемнадцать, он пристроился работать в компьютерном клубе, сумел так наладить работу, что прибыль превысила все ожидания инвестора, после чего его поставили начальником. И первое, что сделал, – это написал программку, что автоматизировала работу до предела, а сам с бутылочкой пива уединялся у телевизора. Нет, футбол или хоккей не смотрит, до такого дна еще не рухнул, просто жвачник сумел приспособить как монитор и постоянно шарил по инету. Нам говорит, что тем самым учится, самая благородная отмазка лодырей: когда-то ведь надо начинать отдавать то, чему научился? Вечный студент – это трутень, пустоцвет. Я налил кофе, отхлебнул, в голове сразу начало проясняться, будто проглотил пузырек тирозина. Уже другим взглядом обвел помещение: все балдеем, все хорошо вот так с банками или бутылками пива в руках, с корюшкой, таранькой, умело зажаренными сухариками… Мне хотелось сказать как-то легко и без лишних эмоций, но как-то само собой прозвучало горько и безнадежно: – А в самом деле… Неужели нам осталось только ждать, что в пролетающем небе самолете откроется багажный отсек и выпадет инкассаторская сумка с миллионом долларов? Не выпадет, ребята. Не выпадет. А если выпадет, то упадет под ноги другому. Давайте признаемся, что ничего нас не ждет. Слишком уж заботились о нас бабушки, носочки надевали до шестнадцати лет, носик вытирали. Карманные деньги у нас всегда были… из родительского кармана. Вот и не умеем сами зарабатывать. Секира сказал с неудовольствием: – Умеем. Мы как раз не дураки. Потому и сбились в компанию, что родственные души. Но вот стержня, ты прав, ни в одном… Слишком многие из нас… эти, отличники. Я возразил невесело: – Я как раз был двоечником. И за хулиганство чуть не вылетел… Но вот и я на мели, хлебалом щелкаю. Только и разницы, что мы не перед жвачником, а по сайтам шарим. Но по каким? – Ну хоть не порнушным, – сказал Скоффин, защищаясь. – Да и порнушные смотрим, – признал я безжалостно. – У каждого куча закладок. У меня десяток, у вас меньше? Да, смотрим и новости из мира нанотехнологий. Смотрим, кто какие движки создает, какие проги пишут. Ну и что? Чем мы лучше блондинки, что в инете ищет выкройки для Барби и сплетни про Бритни Спирс? – Мы развиваемся, – ответил Скоффин упрямо. И хотя я знал, что со Скоффином спорить бесполезно, он никогда не отступит, будет находить сотни доводов, но сказал хоть и ему, но не для него: – До какого лэвела? Пока все на свете не узнаем?.. Нет, ребята, надо судьбу ломать. Если сумка с миллионом долларов не падает к ногам, то надо сцепить зубы и заработать этот миллион. Другие как-то могут? У нас есть головы, а еще самый главный стимул: в зеркало смотреть противно. Вся беда, что не можем сцепить зубы. Не можем сжать кулаки. Вообще не можем напрячься: все время расслаблялись и расслаблялись. И теперь уже не млекопитающие, а безвольные медузы. Даже грузчики вытирают ноги. Кулиев криво улыбнулся: – Эх, как по тебе кофием шарахнуло! Может быть, все-таки пивка? Успокоишься… – Нет, – огрызнулся я. |
