— Вы не обязаны подниматься ко мне в номер, хотя мне бы этого хотелось, — негромко произнес он. — Мы можем посидеть в вестибюле и просто поговорить.

— Нет, все отлично. — Она взглянула ему в лицо.

Его глаза неотступно следили за ней, и когда их взгляды встретились, Шарлотт-Энн показалось, что земля остановилась и никого, кроме них, не осталось в целом свете.

Словно под гипнозом она последовала за ним в гостиницу. Они поднялись на девятнадцатый этаж. На двери его комнаты красовался номер 1919. Микки закрыл дверь и запер ее.

Он повернулся к девушке и улыбнулся:

— Не волнуйся, ты не забеременеешь. Видишь ли, любовью можно заниматься и по-другому.

Она смотрела, как Микки расстегивает брюки, зачарованно уставившись вниз. Его пенис уже почти встал, огромный и пурпурно-красный. Так вот он «огурец», о котором шушукались девчонки в школе. Когда ее брат был маленьким, она видела его гениталии, но член взрослого мужчины ей довелось увидеть впервые. Ей и в голову не приходило, что он может так раздуваться или выглядеть таким агрессивным. На какое-то мгновение ее охватила паника.

Шарлотт-Энн почувствовала его руки на своем затылке, он принуждал ее встать на колени. Ковер оказался ворсистым и мягким. Она взглянула на него. Его глаза ярко горели, словно угли.

— Ну, давай, детка, — раздался его тихий хриплый голос. — Действуй, попробуй его.

«Это совсем не то, что называется заниматься любовью», — промелькнуло у нее в голове. Ну и пусть. Она сделала то, что он просил, и когда Микки испустил глухое рычание, инстинктивно отвернулась. Густой поток спермы брызнул на пол. Когда он отпустил ее, то единственное, чем она могла себя утешить, была мысль о том, что дело того стоило.

Ни одна жертва не была слишком большой.

Когда Шарлотт-Энн пришла в «Алгонкин», она вымокла насквозь и напоминала мокрую птицу. Никто не остановил ее, пока она торопливо пересекала вестибюль. Несмотря на свой внешний вид, она казалась принадлежащей к кругу избранных. В ней чувствовалась этакая небрежность человека, привыкшего к роскоши.

Шарлотт-Энн направилась прямиком к лифтам и поднялась наверх. Он всегда ждал ее по пятницам после обеда в одной и той же комнате. Теперь, после всех этих недель, комната 1919 стала ее вторым домом.

И, может быть, сегодня… Она так надеялась, что сегодня он наконец предложит ей прочесть великолепный сценарий.

Стоя перед дверью комнаты, Шарлотт-Энн стряхнула дождинки с пальто, сняла шляпку и потрясла ее, пригладила волосы и перевела дух. Потом негромко постучала три раза.

За дверью послышались шаги. Вот сейчас дверь распахнется, и Микки появится на пороге, высокий и красивый, сияя ей навстречу ослепительной улыбкой и приветствуя ее взглядом, полным обещаний.

Ключ повернулся в замке, но когда дверь отворилась, Шарлотт-Энн сдавленно вскрикнула. Перед ней стояла Элизабет-Энн.

— Мне кажется, — произнесла мать дрожащим голосом, — что нам с тобой пора поговорить серьезно.

3

Когда Шарлотт-Энн вышла из кабинета врача, ее лицо горело, и она избегала смотреть на мать. Ей казалось, что она никогда больше не сможет посмотреть в глаза кому-либо, особенно своей матери.

Доктор Роджерс, мрачный мужчина высокого роста с водянистыми серыми глазами, встретился взглядом с Элизабет-Энн. Он незаметно покачал головой и вернулся в свой кабинет.

Элизабет-Энн позволила себе облегченно вздохнуть. Она откинулась на спинку кресла в приемной и закрыла глаза.

По дороге домой Шарлотт-Энн угрюмо смотрела в окно автомобиля. Ни она, ни мать не произнесли ни слова. Элизабет-Энн казалась одновременно расстроенной и смущенной.