Но расстраивать по пустякам мать моего сына, особенно когда мне реально нечего делать на севере, я не собирался. В столице меня ждало много дел и много новой информации.

Со слов Фелимида, Декедда ещё дважды присылала дипломатическую почту. В первый раз повторяла то, что говорила ранее устами Амрана Хабиба – ничего не видели, ничего не слышали, ничего не знаем. Второй раз – после того, как весть о смерти анирана Гудмура и разгроме армии башей разлетелась по всему миру. И во втором письме кроткие старейшины Декедды выражали робкую надежду, что недопонимания, возникшие между государствами-соседями, удастся урегулировать мирно. И что подающий надежды молодой король и достойнейший из достойнейших аниранов согласятся принять извинительные дары, которые отправит Деккеда, если дары эти помогут разрешению необязательного конфликта.

Затолкать ответ в клюв этим велеречивым соловьям я не мог, а потому отправил Голеадора, посоветовав королю бросить письма в пылающий камин.

Эоанит же, как писала Мириам, по королевскому тракту привёл паломников в Равенфир. Но не стал задерживаться, как и не стал пугать наместника, а просто посадил на баржи верующую братию и отправился вниз по реке в Плавин. Он или что-то задумал, или действительно хочет завершить паломничество. Чему Мириам не верила ни на грамм.

В общем, обе эти проблемы требовали решения. А значит – моего присутствия в столице.

***

С Хегаратом мы душевно простились на следующий день. Даже Яннах не побрезговал уважительно поручкаться. Обер-коммандер, превратившийся в наместника и получивший от короля подтверждающее послание, оставался руководить новой цитаделью Астризии. А мастер-коммандер уводил на юго-запад два дивизиона, чтобы не только провести какое-то время в Сторожевом Лагере, но и лично убедиться, что подрастающее поколение военных находится в умелых руках.

С ним уходил и я. А со мной в дорогу отправлялись неразлучные друзья.

Трифину же пришлось остаться. Скорее всего, он проведёт в лазарете всё лето. Хоть он порывался встать с кровати, заявляя, что удержится в седле без посторонней помощи, ему отказали. Бывшему принцу требовалось время, чтобы оклематься, а наместнику Хегарату требовался бывший принц, чтобы придать законность собственной власти.

Но всё же я пообещал разочарованному Трифину, что когда придёт время для очередной освободительной войны, его я возьму с собой. Всё же, как-никак, Декедда ещё не расплатилась за своё высокомерие, а Его Святейшество всё ближе подбирался к восточным землям. То есть сражений на век Трифина будет предостаточно.

Отсалютовав Хегарату и Трифину на прощание, я повернул коня и помчался за удаляющейся колонной. Мне вновь предстоял долгий путь домой.

Часть 7. Глава 22.

***

Я вскочил и уселся на кровати. Знакомые тканевые стены раскладного шатра, знакомые люди дрыхнут на соседних кроватях, знакомые запахи временного лагеря. Значит, это действительно был очередной сон. Сон, сотворённый сознанием Элазора. Он построил иллюзию из тех образов, которые были ему хорошо знакомы. Которые он знал. И позвал меня в мир собственных грёз.

Я побил себя по щекам, стараясь разогнать остатки сонливости и собраться с мыслями. Как-то это всё нелепо. Неужели мой собственный сын способен проникать в мой разум? Я-то ведь ни в чей разум не могу проникнуть. Или могу? Эмбрион-то ведь есть. Ему удаётся погружать меня в состояние сна, где со мной разговаривает яркий белый свет, который я по привычке называю «Голосом». Неужели дитя посланника небес, как и сам посланник небес, получается, способно проделывать такие фокусы? Неужели между отцом и сыном действительно есть какая-то сверхъестественная связь?

Подол шатра резко отлетел в сторону, выбивая меня из состояния задумчивости.