Уехал? Не увидевшись с ней? Не попрощавшись? «Не будь дурой! – выругала она себя. – Ты же сама сказала ему, что все это безнадежно и бессмысленно, и он поверил тебе». Правда, это так не похоже на него – безропотно признать свое поражение…

Шоцко одолжил ей на пару дней свой экземпляр книги Везалия, и Линетт, трудясь так, что у нее едва не сводило руки от судорог, сумела скомпоновать общий дизайн в целом, а затем начала заказывать недостающие материалы.

Шоцко обещал ей отвечать на все возникающие вопросы, но теперь ей очень недоставало совсем другого человека.

Линетт писала письмо доктору, когда кто-то без разрешения вошел в студию.

– Дочка, я просто не знаю, что делать с дворецким. – Эстер с треском захлопнула дверь и уселась в ближайшее кресло.

– Я полагала, что ты уже нашла кого-то на это место…

– Да, у меня на примете есть человек, который отлично подойдет нам.

– Тогда в чем проблема? – Линетт изо всех сил старалась сохранять терпение.

– Он не сможет приступить к работе в ближайшие две недели.

– Мама, у нас не было дворецкого последние два года, и мы жили совсем неплохо.

– Да, но теперь мы можем позволить себе нанять человека. Кстати, Гейбриел Пеннистан предложил нам помощь, пока новый дворецкий не сможет начать работать, и собирается приступить немедленно, сразу по возвращении из Лондона, куда он отлучился по делам.

– Мама, он же лорд, брат герцога Мериона, а не дворецкий!

– Конечно, не дворецкий, но он помогает нам в тех делах, где мне одной не управиться.

– Нет, это не годится. – Линетт покачала головой. – Ты уверена, что приняла верное решение?

Эстер Гилрей выглядела скорее раздраженной, чем уязвленной.

– Да, моя дорогая, в отличие от того случая, когда я сдуру согласилась помочь тебе в этой дикой авантюре по спасению детей.

Это положило конец раздражению Линетт.

– Прости, мне жаль, что я так сказала.

– А мне нет. Знаю, я далеко не лучшая мать и совершила ужасную ошибку со Страуссом, но теперь я стараюсь исправить ее и стать матерью, которой не смогла быть раньше.

– Ты всегда была моей самой чудесной мамочкой!

– Это ты сейчас так говоришь. Но иногда наступают моменты, когда я чувствую, словно ты никогда не простишь меня и какая-то часть в тебе будет всегда ненавидеть меня за то, что я подбила тебя на столь неудачное замужество…

– Ох, мама, довольно! – Линетт опустилась перед Эстер на колени. – Ты согласилась принять меня обратно, когда я ругала и проклинала тебя; с тех пор я не слышала от тебя дурного слова и чувствовала себя любимым, избалованным ребенком.

– Спасибо, доченька. – Эстер смахнула слезу. – Я скажу тебе так: мне нелегко далось решение помогать тебе. Поняв, что это будет не краткосрочная договоренность, я отправилась посоветоваться с нашим викарием. Мы долго говорили, и, в конце концов, он меня убедил, что любовь может исправить все. Нет такого гнусного преступления, которого бы не простил Господь. Но если Иисус может делать это, то почему я не могу простить свою дочь и позволить ей простить меня?

Это было самое красноречивое выступление Эстер, и Линетт, чмокнув ее в щеку, встала.

– Лорд Гейбриел может выступить в роли дворецкого, если тебе так хочется, – вздохнув, произнесла она, – но пока он находится здесь, я по-прежнему буду проводить большую часть времени в студии, и не хотелось бы, чтобы он навещал меня.