Некоторое время они стояли в молчании, Линетт решила сменить тему:

– Как вы узнали меня во время слушания дела? – Гейбриел кивком указал на ее руки:

– Когда вы нервничаете или озабочены, ваши руки никогда не остаются в покое.

Линетт тут же сложила руки на груди.

– Слишком поздно, – произнес Гейбриел с улыбкой. – Но не тревожьтесь: этот визит всего лишь закрыл одну из печальнейших глав моей жизни.

– По-моему, вам следовало дождаться завтрашнего дня для нанесения визита.

– А по-моему, чем раньше мы поставим точку на прошлом, тем быстрее обретем новое начало.

– Но я не хочу ничего начинать. Я наслаждаюсь одиночеством, у меня дом полон детей.

Обернувшись, Линетт увидела, что Гейбриел смотрит на нее изучающим взглядом, словно рассматривает картину или скульптуру.

– Тогда, может, вы скажете, почему в ваших творениях царят сплошные тени и полутона? Похоже, вы очень любите тайны, но одного-единственного поцелуя будет достаточно, чтобы доказать: между нами не осталось ничего неизведанного. Возможно, для этого хватит даже одного прикосновения. – С этими словами Гейбриел подошел к ней так близко, что их разделяло не больше дюйма.

Линетт чувствовала его тепло, его дыхание. Ее тело стремилось к нему, ей хотелось прислониться к его плечу, потянуться к нему губами и отважиться на поцелуй…

– Вот видите. – Слова Гейбриела эхом отзывались в ее сознании. – Нам не надо даже прикосновения, чтобы почувствовать друг друга.

Гейбриел выжидал, и это окончательно обезоружило Линетт. Если бы он шевельнулся, чтобы поцеловать ее, она бы отступила назад, но он выжидал, глядя на нее нежным, любящим взглядом.

– Гейбриел, это невозможно, – внезапно вырвалось у нее.

И тут он обхватил ее лицо ладонями так деликатно, словно это была тончайшая вырезанная аппликация.

– Как человек, занимающийся наукой, я готов поклясться, что в этой жизни нет ничего невозможного, а как мужчина, искренне верю: это еще далеко не все, что нам суждено пережить вместе. Вы и я, мы оба предназначены друг для друга…

– Ночь с вами станет настоящим раем, – призналась Линетт.

И тут Гейбриел наконец поцеловал ее. А может, это она поцеловала его? Впрочем, не важно: это было рай. Нежное прикосновение, и они вместе насладились им.

Силы покинули Линетт, когда Гейбриел начал целовать ее шею, губы… Теперь она думала лишь о цепочке случайностей, которые свели их здесь. Впрочем, и эти мысли вскоре улетучились; к этому времени они оба разделись, и Гейбриел устроился рядом с ней в шезлонге, натянув поверх пальто, чтобы защитить их от ночной прохлады.

Он был немногословен, и его самообладание поражало Линетт. Не выдержав, она сама притянула его к себе.

Когда Гейбриел проснулся, Линетт уныло смотрела в потолок.

– Это не начало, Гейбриел, а конец, – едва слышно произнесла она.

– Только не сейчас, Линетт. Нет необходимости принимать решение заранее. Мы можем…

– Нет. Во мне нет ничего хорошего. – Она встала и начала натягивать нижнюю рубашку.

– Дорогая, вы ошибаетесь.

– Нет, не ошибаюсь. Шарль Страусе соблазнил меня, когда мне не было и двадцати. Он показал мне все прелести плотской любви, пока я не возжелала его больше, чем собственное искусство, больше, чем честь.

– Ваше прошлое ничего не значит для меня, но если вы расскажете мне все, я готов слушать хоть всю ночь. У нас достаточно времени, и мы одни. Мне хочется, наконец, понять, почему вы такая…

На какое-то мгновение Линетт зажмурилась.