— Что ты, Энни? — невозмутимо спросил Рейт, даже не подняв головы.

Как он узнал о ее присутствии?

— Если пришла сказать, что не можешь заснуть без любимого плюшевого мишки, — продолжал он, — то боюсь, что не смогу тебе помочь.

От обиды у Энн потемнело в глазах. Она уже давным-давно не спит с плюшевыми мишками. Разве что в последние недели, когда ей было так тяжело и одиноко после потери близких.

— Я пришла сказать, что ванна свободна, — холодно вымолвила она.

— Не хочешь чего-нибудь выпить перед сном? — Рейт отложил бумаги и повернулся к ней.

Глаза ее удивленно расширились, а кожу чуть тронул румянец. Вопрос явно застал ее врасплох.

Да, она бы, пожалуй, не отказалась, но внезапно Энн вспомнила, что неодета.

— Пойду надену халат, — пробормотала она.

Он поднялся и пошел прямо к ней. Его темные брови насмешливо поползли вверх, и Энн напряглась под этим взглядом.

— Очень предусмотрительно с твоей стороны, малышка, — усмехнулся он. — Но вряд ли это потребуется. Думаю, я в достаточной мере владею собой, чтобы не обезуметь от вожделения при виде тебя в футболке — не самое соблазнительное одеяние. Не сказал бы, что типично новобрачное.

— Ты, конечно же, спишь в шелковой пижаме, — парировала Энн, вспомнив книгу, герой которой отходил ко сну именно в этом наряде. — Имей в виду, что…

Она не договорила, потому что Рейт захохотал. Ей редко приходилось видеть его смеющимся, и почему-то собственный вид и звук его смеха привели ее в оторопь.

— Что с тобой? Ты смеешься надо мной? — глухо спросила она.

— Нет-нет, золотце, — откликнулся он. Глаза его посветлели от этого приступа веселья и опять стали больше походить на янтарь, чем на тусклое золото пронзительного орлиного взгляда. — Нет, моя славная, я не надеваю на ночь шелковых пижам. По правде говоря, — продолжал он, в упор глядя на нее, — я вообще ничего не надеваю.

Это уже было выше ее сил. Она почувствовала, что опять краснеет. Предательская алая волна заливала лицо, уши, шею, ввергая ее в бездну неловкости и унижения.

Виноваты были не слова, не насмешки Рея, а ее собственное воображение. Перед ее мысленным взором возник ужасный в своем правдоподобии образ обнаженного супруга — нагота мужского тела, сгорающего от вожделения.

Она судорожно глотала, пытаясь отогнать коварное видение, и была слишком поглощена своими эмоциями, чтобы заметить, как веселье в глазах Рейта сменилось пристальным, встревоженным выражением. Нахмурив брови, он наблюдал за ее искаженным мукой, неожиданно покрасневшим лицом.

— Иди спать, Энни, — услышала она его отрывистый голос. — Ты здорово вымоталась за последнее время. Хорошенько выспишься, и все будет в порядке.

Но ее словно прорвало:

— Я не ребенок, Рейт! — почти зарыдала она в исступлении. — Я взрослая, я женщина! Я требую, чтобы ты относился ко мне как к равной!

Слезы застилали ее глаза. Она пыталась в отчаянии стряхнуть их, слыша предостерегающий голос Рейта.

— Не искушай меня, Энни. Ох, не искушай меня.

6

— Счастлив познакомиться, мадам Уолстер… Итак, еще один деловой человек не устоял перед женскими чарами. Вполне одобряю его выбор, — сердечно говорил месье Кальдерон, пожимая Энн руку.