Однажды Маринка подслушала, как отец сказал маме:

– Взял бы я тебя на лодку. Штурманом стала бы. Легко бы обучил: ты сообразительная. Да не берут в подводные силы женщин. Не женское это дело.

– Хоть в поход прихватил бы когда-нибудь, – попросила мама, – поваром пошла бы. Не пожалели б!

– Нельзя. Не разрешат.

– Эх вы, мужики! – сказала мама, поправляя у зеркала волосы. – Тираны вы все, как один, и на земле, и на воде! А теперь, оказывается, и под водой.

Отец на это заметил:

– Дай вашему брату волю – рад не будешь.

И при этом состроил такую безнадежно-мученическую гримасу, что мама, вскинув голову, начала хохотать.

И все говорят, что она и Маринка очень похожи. А тетя Маша прямо сказала: «Как две капли…» За это Маринка еще больше полюбила ее, и даже ее сын Женька, непоседливый и крикливый, с исцарапанными руками, в растерзанной и перепачканной одежде, стал приятен ей. Он вечно что-то мастерил. Чаще ломал. Взявшись однажды починить свой велосипед, он только искривил колесо и погнул спицы; пытаясь прикрепить отвалившуюся фару детского самосвала, повредил заводной механизм. Он задирал Маринку, целыми днями стучал молотком и мешал ей спать, но теперь она прощала ему все.

Однажды, будучи в миролюбивом настроении, Женька спросил у нее:

– А знаешь, почему тебя зовут Маринка?

У Маринки прямо открылся рот: разве можно знать, как и почему тебя назвали? Но Женька тут же сообщил, что как-то к ним зашла Маринкина мама и рассказала его матери: еще до рождения дочки она спорила с мужем, как лучше назвать ребенка. На всякий случай придумали два имени: если родится мальчик, пусть это будет Севка; Всеволод – очень мужское, строгое и в то же время звучное имя. С этим согласились и мама и отец. А если родится девочка… Тут их мнения разошлись. Мама настаивала на имени Лена – это и красиво, и мягко – или Женя – это тоже звучит и для девочки не очень затасканно. Отец же упорно настаивал на том, чтобы девочку назвали так, как ее зовут сейчас, – Маринка.

«Ты пойми, Лида, – уговаривал он, – я человек моря, и мне близко все, что напоминает о нем. Марина – это картина, изображающая море, чаек, корабли; ультрамарин – это ярко-синяя краска, основная краска художников-маринистов; моряна – это ветер, дующий с моря… Она – наш первенец, родится здесь, в Матросске, и пусть ее имя, где бы мы ни были, напоминает нам Заполярье, Чаячью губу и море».

Маринка смеялась: как это забавно и странно, что она могла бы родиться мальчишкой! И ведь никто, ну никто-никто не знал, что она не захотела родиться вот таким курносым, крикливым и вечно перепачканным мальчишкой и, обманув всех, взяла и родилась девочкой! Дальше Женька рассказал Маринке, что после долгих споров отец уломал маму, но она сказала, что это ее последняя уступка.

Дней пять после этого ходила Маринка и улыбалась. Совсем другими казались ей теперь мама с отцом. И кто, кто же мог подумать, что она – это ветер с моря, синяя Даль и корабли на горизонте?… И она всегда должна напоминать отцу о его молодости и службе на подводной лодке, о жизни в военной базе на берегу Чаячьей губы!

Цветы с маячной сопки

Случилось это в один из тех редких дней, когда отец был дома. Закинув ногу на ногу, он сидел на диване и читал журнал «Юность». Рядом, забравшись с туфлями на диван, возилась с куклой Маринка. Она положила куклу навзничь – круглые голубенькие глаза ее закрылись – и, теребя рукав отцовского кителя с золотыми нашивками – двумя широкими и одной узкой, – спросила:

– Пап, а Нина спит, и знаешь, что ей снится?

– Что? – Отец не отрывал от журнала глаз.