Мороз стоял свирепый. Даже теплые валенки не могли уберечь ноги от холода. Ребята пританцовывали на снегу, подталкивали друг друга плечами, хлопали варежкой о варежку.

И вот, когда Всеволод уверенным юношеским баском отдавал последние распоряжения, в строю послышался вкрадчивый шепот. Сперва он был тихий и осторожный, но с каждой секундой становился громче и назойливей.

– Чего лезешь не в свое дело? – шипел один голос. – Тебя не назначали, стой и не шебурши.

– А меня и назначать не нужно, – отвечал другой голос. – Слыхал, что Всеволод говорил? В разведку пойдут лучшие лыжники. А ты и стоять-то на лыжах не умеешь.

– Это я-то не умею?

– А то кто – я, что ли?

– А ну повтори, что сказал…

– И повторю. Думаешь, не повторю?

В строю «синих» притихли. Все стали прислушиваться. Но спорщики уже ничего не замечали.

– Дурак ты, вот кто! – сказал один из них, переходя с шепота на полный голос.

– Это я дурак? – изумился другой, переходя на крик. – Ах ты, трепло несчастное!

Строй «синих» сдвинулся, спорщики побросали лыжи и яростно сцепились.

– Сорокин и Свиридов! – прогремел чуть картавый голос Всеволода. – Прекратить безобразие!

Но безобразие не прекратилось. Наоборот, драка разгоралась все пуще. Они пыхтели, как медвежата, старались свалить друг друга, пинали ногами и бодались.

Наконец они разлетелись в стороны, и Митька Сорокин, более ловкий, увернувшись от удара, как кошка прыгнул за ствол клена. Грузный Юра Свиридов, с красным, перекошенным лицом, бросился вслед. Они бешено закружились вокруг дерева.

Юра внезапно застывал на месте. Но Митька держал ухо востро и тут же останавливался как вкопанный.

– А ну давай, давай! – блестя зубами, азартно вскрикивал Митька. – Быстрей поворачивайся, тюлень!

Это был низкорослый, крепкий, как дубок, мальчишка в коротком бобриковом пальтеце с продранными локтями. Пунцовое от мороза курносое лицо его светилось вдохновением драки. Он был слабее, но превосходил противника в проворстве, и поединок продолжался с переменным успехом.

Окончилась драка внезапно: Митька, свернувшись в клубок, бросился Свиридову в ноги, и тот тяжело рухнул в сугроб. Подхватив Свиридова под коленки, Сорокин воткнул его головой в снег и сдернул с ноги валенок.

– Сорокин! – Всеволод с силой вонзил в снег древко флага и замер на месте.

– Чего? – неохотно отозвался Митька.

– Немедленно верни Свиридову валенок и иди сюда!

Ребята стали подымать Юру. Вывалянный в снегу, в одном правом валенке, он был разъярен и все еще лез в драку, но ребята крепко держали его за руки.

– Держи! – Митька небрежно швырнул валенок, поднял свои лыжи и ленивой развальцей подошел к командиру.

– Ты это что?

– В разведку хочу.

– А какой был приказ?

– Да он и маскироваться-то не умеет. В собственных ногах запутается. Дылда несчастная!

– Я тебя спрашиваю: какой был приказ?

– Ну, был идти ему…

– А кто тебе дал право оспаривать военный приказ? Кто, я спрашиваю!

– Да я думал…

– Отставить! – Всеволод нервно потер перчаткой щеку и громко, чтобы слышали все ребята, отчеканил: – За нарушение воинской дисциплины налагаю на тебя взыскание: трое суток гауптвахты. Немедленно пойдешь в школу и будешь помогать девочкам делать елочные украшения… Ясно?

Мальчики, окружившие Митьку, переглядывались.