|
Он просочился в ночной клуб, достучался до администратора. «Уверен, вам нужны люди с крепкими кулаками, — заявил Максим работнику. — Выставляйте троих, убедитесь, что я хорош». Администратор удивился, с интересом изучил его фигуру (имелось в этом взгляде что-то нетрадиционно сексуальное), попросил документы, а когда увидел мятую справку, вздохнул и покачал головой. Впрочем, догнал на выходе, воровато покосился по сторонам и шепотом сделал выгодное предложение — на такую сумму, которую с лихвой бы хватило на месяц сытой жизни. Максим сдержал желание врезать парню в торец, покачал головой и убыл.
В последнем заведении на пляжной линии пришлось ждать человека, способного дать вразумительный ответ. Появилась «компетентная» дама с гимнастическими обручами в ушах, вразумительно сказала «нет». Максим кивнул и повернулся, чтобы уйти. И застыл, не в силах пошевелиться. За столиком сидела Алена Воронцова со своей семьей и с ужасом на него смотрела! Она не обратила внимания на мужскую спину у барной стойки. В противном случае не стала бы располагаться в заведении. Только она его видела! Дочурка болтала ножками и с интересом разглядывала потолок. Полноватый муж с глубокими залысинами пристально созерцал меню. Наваждение завораживало… Это снова была она, лучшая девушка Фиоленсии, по уши влюбленная в Максима, а все мужья и дети — такие пустяки… Он невольно подался к ней, зачарованный блеском глаз, весь трепещущий, вспотевший… И словно обухом огрели. Она задрожала, чуть не проорала что-то гневное — и он опомнился, запетлял между столиками, ослепший и оглохший. На выходе обернулся. Алена сидела красная как рак, что-то мямлила — муж обратил на нее внимание. Девочка болтала ножками, удивленно разглядывала маму. Потом повернула головку и встретилась взглядом с Максимом. Ага, тот самый, с толстой сумкой на ремне… Он вывалился из заведения, пылая, как маков цвет. Права его сестра — он теперь способен доставлять людям одни неприятности… Он плохо помнил, как промчался день — девятый день на свободе. Голова отключилась, ноги занесли на окраину, к морю. Дикий пляж, никто не обращал на него внимания. Приветливые люди купались голышом, предлагали сыграть в волейбол — он даже не помнил, что отвечал. Чувство голода притупилось. С наступлением сумерек он побрел в город. Сунулся на причал — Угрюмого не было. Дотащился до хибары Фаткина — и этот изволил отсутствовать. Тоска пилила смертная. Так не хотелось в петлю… В итоге он рассудил, что мудрый совет может дать только женщина, восстановил в памяти район, в котором проживала Бобышка (впрочем, не факт, что она и теперь там проживала), и когда на город опустилась мгла, начал выдвигаться к улице Олеко Дундича. Городская артерия с таким названием стартовала от улицы Канатной и, витиевато изгибаясь, убегала в горы. Он поднимался по ступенчатым террасам, сужалась улочка, мрачнели дома. Исчезли прохожие, растворился гул курортной зоны. Заборы в этой части города были выше людей — улица из окон не освещалась. Район не изменился. Одиннадцать лет назад он был таким же неблагополучным, люди из него выходили по образу и подобию района, не исключая ту же Верку… Он добрался до последнего работающего фонаря. Дальше простиралась тьма. Темноты Максим не боялся, но сегодня его что-то насторожило. Он отступил во мрак, застыл, обратившись в слух. Кто-то шел за ним, камень чиркнул. Или показалось? Сложно разобрать — слева бубнила музыка, справа лаяла собака. Поколебавшись, он продолжил движение. И вдруг пространство за ним огласилось шумом! Зажглись фонари, и зону света под фонарем пересекли четыре серые личности! Дыхание сперло — подкараулили, черти! Ясен перец, что по его душу, здесь больше никого нет! Он пустился наутек — вверх по улице — хорошо, что фонарь за спиной немного освещал дорогу. Он несся широким шагом, следя за тем, чтобы не упасть. |
