Кэролайн Кепнес. ТыТы - 1
1
У тебя правильное лицо и стройная фигура – ты моя персональная Натали Портман из последней сцены фильма «Близость», посвежевшая после расставания с плохими английскими парнями, вернувшимися домой в Америку. Твой дом – я, и ты вернулась ко мне в 10:06 во вторник. Ты возникла в моем мире, и мне стоило бы принять таблетку лоразепама, но он внизу. А я не хочу уходить. Хочу не отрываясь наблюдать, как ты грызешь ноготь и поворачиваешь голову влево – нет, не то! – снова покусываешь розовую плоть, вскидываешь брови, смотришь вправо – опять не то! – биографии тебя не интересуют, но, хвала небесам, ты не из тех, кто сразу бросается спрашивать. Ты проходишь вглубь и останавливаешься у полок с художественной прозой. О да. Успокоенный, я отворачиваюсь. Ты не из тех вездесущих закомплексованных нимф, которые покупают Фолкнера и потом, ни разу не открыв, годами держат его на прикроватной тумбочке лишь ради того, чтобы внушить случайным мужчинам, подцепленным на одну ночь, будто они не спят с кем попало и вообще не такие. Ты реально другая! Не выставляешь напоказ Фолкнера и не носишь джинсы в обтяжку. Для Стивена Кинга – слишком улыбчивая и загорелая, для Хайди Джулавиц – не слишком модная. За чем же ты пришла? Чихаешь на весь магазин. Я представляю, как ты, должно быть, громко кончаешь, и кричу: – Будьте здоровы! Ты хихикаешь и кричишь в ответ, негодная, похотливая девчонка: – Спасибо, приятель. Приятель? Ты флиртуешь?! Если б я торчал в «Инстаграме», непременно запостил бы фоточку стеллажа, за которым ты скрылась, с подписью «Да, я нашел ее». Стоп, Джо, спокойней. Они не любят, когда парни заводятся сразу. Хвала небесам, к кассе подваливает какой-то типчик с очередным Сэлинджером. Сколько ему? На вид около тридцати шести. И он собирается читать «Фрэнни и Зуи»? Серьезно? Нет, какое там! Сэлинджером он прикрыл Дэна Брауна, лежащего снизу. Я давно работаю в книжном и привык, что люди стыдятся себя. Первым я прошу подать Дэна Брауна таким тоном, будто это детское порно, говорю, что «Фрэнни и Зуи» – охрененная книжка, типчик кивает, а ты все еще выбираешь: я вижу твой бежевый свитер за стеллажом. Если ты потянешься еще капельку выше, то оголится живот. Увы, ты берешь книгу со средней полки и садишься в проходе. Я представляю, что ты останешься здесь до закрытия, как Натали Портман в фильме «Там, где сердце» (снятом на удивление прилично по отстойному дамскому романчику). И найду тебя ночью среди книг. Только, конечно, ты не будешь беременной, а я не буду увальнем. Я наклонюсь и скажу: «Извините, мисс, мы закрыты», а ты посмотришь на меня и улыбнешься: «А я не закрыта… Я распахнута настежь, приятель». – Эй! – влезает типчик. Он еще не ушел? – Где мой чек? – Извините. Выхватывает бумажку с ненавистью, но не ко мне – к себе. Люби люди себя хоть чуточку больше, сфера обслуживания не была бы такой выгребной ямой. – И не строй из себя умника! Ты просто продаешь книги. Не издаешь, не пишешь и даже не разбираешься в них как следует, иначе работал бы в каком-нибудь месте получше. Так что не ухмыляйся и пожелай мне хорошего дня! Мне все равно, что он там лепит, этот тайный любитель конспирологического чтива. Но его слышишь ты. Ты как раз появляешься из прохода с милейшей улыбкой Натали Портман. Я смотрю на тебя. Ты смотришь на него, а он смотрит на меня, ожидая. – Хорошего дня, сэр, – выцеживаю я с улыбочкой, и он еще больше ненавидит себя за то, что вспылил из-за такой ерунды. Когда за ним закрывается дверь, я выкрикиваю, ведь ты слушаешь: – Детективы – как раз твой уровень, придурок! Ты улыбаешься, а я радуюсь, что сейчас утро: по утрам у нас всегда пусто – никто не помешает. |
