Как Торп описывал Лилу, когда ее нашли? Полностью одетая, но с расстегнутой блузкой, четыре верхние пуговицы отсутствуют. Пуговицы так и не были обнаружены — это указывало на то, что преступление могло быть совершено в другом месте, но Торп историю с пуговицами проигнорировал. По его версии, Лила погибла там же, где позже была найдена.

— Прежде чем положить ее в машину, он подстелил на сиденье одеяло. Вот чего я ему никогда не прощу. Никак не могу забыть того одеяла. Ведь это значит, он не хотел крови в машине. Лила лежит мертвая, а он следы заметает! И хватило же ума… Машин на шоссе не было. Уилл сам не свой, как быть, что делать — не представляет. Первой-то мыслью у него было отвезти ее в больницу, но увидел кровь у себя на руках, на одежде и призадумался: его же в убийстве обвинят. Ну и поехал в соседний лес, отнес Лилу в чащу и бережно уложил на земле, как будто она спит. Сидел рядом, смотрел, смотрел на нее. Заметил цепочку и решил забрать с собой — вроде доказательства, что все это было на самом деле. Потому как по временам ему мнилось, что это всего лишь жуткая галлюцинация. Потом поехал к реке, завернул перемазанную куртку в несколько пакетов и зашвырнул в контейнер с мусором. Хотел, чтоб его куртка и тело Лилы оказались как можно дальше друг от друга. Сам умылся в реке, отвез Лилин рюкзак в Хилдсбург, сунул в мусорный бак за каким-то рестораном и приехал сюда. Больше-то ему некуда было податься. Вот так он и очутился у нас на пороге тем утром.

Я потрясенно молчала. Насколько отличалась его история от того, что я так долго принимала за истину. Ни злого умысла, ни сознательного убийства. Нечаянная встреча с бывшим «наркошей». Лилина ошибка не имела никакого отношения к Мак-Коннелу. Ошибка была в том, что Лила доверилась не тому человеку, что вообще верила в природную человеческую доброту.

— Откуда вы знаете, что он говорил правду? — с трудом выдавила я.

— Знаю. Брат не был ангелом, но намеренно причинить Лиле вред он не мог. Не мог — и все тут.

— Почему же вы молчали? Почему не пошли в полицию?

Фрэнк потупился.

— Я хотел. Правда, хотел. Я и Уилла уговаривал покаяться. Обещал пойти вместе с ним, говорил, что, если он не сдастся, будет только хуже. Даже пригрозил: не пойдешь, так я сам пойду. Я ведь того мнения, что эдакой беды не утаишь. Много раз, говорю, я тебя выручал, а сейчас не могу. Он отказался наотрез. Сказал, что в разных дерьмовых местах живал, а тюрьмы ему не снести. А через два дня после признания Талли нашла его мертвым в машине. Как же было выдать его тайну? Я разузнал, что прошло уже четырнадцать лет, как умерла ваша сестра. Никого не посадили. Стало быть, ни одна невинная душа не расплачивается за преступление Уилла. А в его самоубийстве я винил себя. Не принуждай я его сдаться, он, может, и не покончил бы с собой.

— Откуда вам знать, — возразила я.

— Наверняка я, конечно, не знаю, но всегда буду гадать. А больше я ничем не мог ему помочь, разве что уберечь его имя от газетной шумихи.

Именно этого я и не сумела сделать для Лилы. Но Фрэнк-то — каков фрукт! Шесть лет молчал. Если бы все открылось еще тогда, мы на шесть лет раньше перестали бы мучиться неизвестностью, на целых шесть лет раньше могло бы закончиться добровольное изгнание Мак-Коннела. А с другой стороны, жаль его. И понять его мне несложно: он потерял брата, я — сестру. А ему легче, чем кому бы то ни было, представить, что произошло со мной…

И вдруг оказалось, что Фрэнк сидит совсем близко и крепко обнимает меня, приговаривая:

— Знаю, детка, знаю… Мне очень жаль.