Бывает, все уже давно протопилось в печке, а сучковатые полешки дымят. Их выложишь на совок, бежишь на улицу и там засыпаешь снегом. Они шипят и трещат. Случалось, несколько человек выскакивали, неся на вытянутых руках, как кузнецы – оранжевые подковы, совки с горящими головешками. Растапливая, присядешь, и если надо бросить бумагу, календарный или газетный лист, то перед этим его еще раз перечитаешь, хотя уж тысячу раз читал, и лишь потом аккуратно положишь в печку.

Москва

Марина – Юле

Кончается февраль. А я еще не на лыжах.

Спасибо, что ты нашла «Чучу». Это чудная Галя Демыкина. В нее когда-то был влюблен папа. Ее очень любила Люся. А со мной она носилась как курица с яйцом. Теперь ее нет на Земле. А я хочу, чтобы ее опять печатали и читали. Вот мы отнесем «Чучу» в одно маленькое издательство. Заодно и твою рукопись покажем.

Калининград

Марина – Юле

Гуляем с Седовым по Кёнигсбергу.

На выступлении пели с ним Шломо Карлебаха, вернее, я пела – без слов, а Серёга подпевал. Но смысл оставался Шломин:

И пели, пели в упоении, как этот празднующий раввин…

Бугрово

Юля – Марине

Вот и у нас, в Бугрове, разносятся над снегами и над лесами песни раввина Карлебаха.

Слушаю и всегда вспоминаю, как он, поднимаясь по лестнице на свой концерт, выбрал вас из толпы, обнял и поцеловал. А потом вы с Седовым и с Антоновым – пели и танцевали с ним. Эх, жаль – без меня!

Алексей, когда вспоминает о ком-то, говорит: «на сухой лес вспомянутый». И это значит, что вспомнишь о человеке, и человек этот в памяти твоей вспыхнет, как огонь. «…в печке, – добавил потом Алексей, – с хорошей тягой».

Москва

Марина – Юле

Юлька, мы сегодня с Лёней были на киностудии документальных фильмов – я им через помощницу год назад отправляла твою заявку на фильм про Михайловское.

Отыщи-ка эту заявку, надеюсь, ты ее сохранила?

Бугрово

Юля – Марине

Ой, а я уже весь энтузиазм растеряла. Мне кажется, ни Аля, ни Алексей не согласятся сниматься. Если вдруг до того дойдет. Уговаривать их – сплошная дипломатия и головная боль.

К тому же официальный заповедник – это и территория, у которой есть охрана, директор, администрация, так просто не придешь и не снимешь. Это я пишу сквозь призму своего романтизма, вы сами говорили, что надо превращать воду в вино, а не наоборот, но заповедник как организация и структура, которой, если делать фильм, не минуешь, весьма мрачна.

Еще я вам просто скажу, Марин, да вы это и так знаете, что я могу почувствовать себя тревожно. Когда – не знаю. И тогда уже все непредсказуемо и одно к одному…

Москва

Марина – Юле

Чувствовать себя тревожно, Юлька, нам совсем незачем. Куда лучше – чистым и необъятным простором, по которому плывет себе облако тревоги, но кого это волнует? Как учит нас преподобный Джалал ад-дин Руми:

2007 год.